– Митрофанов, вчера вы помогали в полицейской управе. Там произошло что-то, о чем вы не доложили?
– Никак нет. Двое сбежали при пожаре. Замок сломали. Все есть в рапортах.
– Сбежавший – тунгус?
– Не могу знать, господин капитан.
Юрьев взял со стола старый счет на муку.
– Так-так… Недосмотр полиции – кто-то забыл ключи, как я вижу?
– Так точно.
Но барышня стояла на своем:
– Зачем вы его отпустили?
– Наташа, тебе следует отдохнуть. Тебе нездоровится от волнения. Назад возвращаться нет смысла, так что Латко проводит тебя в гостиницу – здесь пока безопаснее.
– Не надо. Я никуда не пойду!
– Латко!
Дождавшись, когда солдат уведет Наталью, капитан продолжил прерванный разговор.
– Так где искать?
Евстафьев шмыгнул носом.
– Сперва скажу: есть одно осложнение. Наш сыщик туда добрался – но он не знает. И не узнает. Слово даю.
– Поглядим, чего оно стоит.
***
– Боже! Где вы были? Я места себе не находила. О… Что с вами? Что случилось?
– Неважно, Кати. Я иду к себе.
Священник курил, стряхивая пепел в блюдце.
– Не получится, Наталья Романовна. Там Николаев. Уверен, что тут что-то есть, что поможет ему в арестах. Видно, полгорода намерен пересажать.
Похоже, пьян.
– Как по мне, так с того и следовало начать, чтобы дважды сюда по воде-то не возвращаться. Ну, да дело хозяйское. Лихорадка, видно, туманит голову. Пусть себе ищет.
– Не пусть! Там мои вещи! Никто не должен к ним прикасаться.
– Попробуйте убедить его в этом сами.
Когда Наталья зашла в комнату, Николаев рылся в ее чемодане.
– Вам не следует здесь находиться.
Наталья улыбнулась.
XIV. Кровавая вода
Голова вновь закружилась, когда отец Василий глубоко затянулся, прикурив от пламени лампы новую папиросу. Не самокрутку из глухой провинции – настоящую городскую: белую, тонкую. С папиросами сохранилась и пачка бумажных гильз – спутников курильщиков-франтов. Но только когда бы что с отцом Василием ни происходило, а к ним он точно не принадлежал. Да и не его они были, гильзы эти.
– Думаю, в церкви вас все еще ждут. До сих пор, – Николаев тоже прикурил – чиркнув спичкой. Затушивая, несколько раз потряс ею в воздухе.
Как видно, ему не слишком-то сподручно продолжать свое занятие при отце Василии, хотя тот нисколько не возражал. Он рисковал, поставив на то, что Наталья Романовна сможет убедить сыщика не касаться ее вещей – но расчет оправдался. Николаев, как и надеялся отец Василий, оказался весьма сговорчив, когда об услуге просила благородная барышня.
Из комнаты она больше не выходила, и бог весть, чем занималась. Судя по тихим, но частым звукам, вовсе не спала, как обещала Николаеву, сославшись на крайнее расстройство нервов и нездоровье.
Ефросинья с Катериной Семеновной ушли в церковь раздавать еду, так что, не считая отдыхавшей барышни и пса, отец Василий с сыщиком остались наедине.
– Если вы так печетесь о горожанах, как следует из ваших слов, то отчего бы вам их не утешить? Как раз сейчас они явно в этом нуждаются. Не в том ли ваш долг?
– Видите ли… Я бы охотно его исполнил, если бы не помехи. Возникшие препоны, так сказать. Но потом я, конечно, объясню людям, чтобы худого не подумали, отчего не был с ними в тяжелый час.
– Помехи? – усмехнулся Николаев. – Вы имеете в виду меня? Но ведь я не только вас не удерживаю, но и напротив: побуждаю вспомнить о долге. Но ваш ход мыслей вполне ясен. И, замечу, очень неплох. Всего лишь пара фраз – и жители этого города еще сильнее возненавидят и закон, и его представителей. Во всяком случае, как минимум одного. Но это ровно до того момента, пока они не узнают правду.
– Ту самую, которую не знаете и вы?
– Если я расскажу вашим прихожанам хотя бы то, что знаю наверняка, то, боюсь, они могут несколько изменить мнение об их духовном пастыре.
Отец Василий вздохнул, покачал головой.