Это сейчас даже жутко себе представить, что я тогда испытала. Причем все происходило так быстро, что я и понять не успевала до конца, что произошло. Но вот то, что мне конец я осознал стопроцентно тогда.
Но резкий рывок, точно такой же, как и первый что сорвал меня со своих ног и уронил на снег, остановил меня и удержал на одном месте. Я помню, как натянулся мой альпинисткий пояс и подтяжки, и я замерла на одном месте, хватая, как рыба ртом воздух в своей кислородной маске. Дальше я ничего не помню. Потом пришла в себя уже на руках Леонида. Он держал меня в своих сильных мужских руках, прижав к себе и сняв кислородную маску голыми руками, натирал мне мое женское обветренное и замерзшее лицо, приводя меня в чувство. Он тер мне руки и дул на них.
Мы были в нашей оставленной в лагере С4 палатке. И Леонид приводил меня в чувство. А я ели приходила в себя. Все кругом плыло и кружилось. Палатка казалась громадной, и ее верх казался на невероятной высоте. Я не понимала почему.
— Леня — я помню, произнесла ели-ели ему — Ленечка.
— Помолчи — он резко мне произнес — Продолжая меня растирать и приводить в себя. Я помню, как он растирал мне даже мои ноги, чтобы я быстрей очухалась и пришла в норму.
Как оказалось он тащил меня на себе до этой палатки в лагерь С4.
— Не смей умирать, слышишь — он мне твердил постоянно — Я потерял троих. Но тебя спасу.
Леонид перекрутил кислородный баллон на мой шланг и запустил смесь.
— А ну, дыши — он приказал мне — Глубоко дыши, любимая.
Я задышала полной грудью, ощущая как она, словно раскрывается, как цветок после ночной спячки. Даже ощутила, как бьется мое в той груди сердце. Я до этого его вообще не ощущала. Мне казалось, я уже умерла.
— Леня, где все? — я помню, его тогда спросила.
Он не сразу мне ответил. Отведя от моих женских вопросительных глаз свои мужские глаза.
— Их больше нет — ответил мне мой Леня Волков — Они все погибли. И я не смог их спасти.
— Дон, Сержи, Юко? — я произнесла ему.
— Все погибли — произнес он, мне уже посмотрев мне в мои напуганные этим известием и не верящие в такое глаза.
— Как? — я снова произнесла, поднимая свою голову и снимая свою кислородную маску уже окончательно приходя в себя.
— Дон утащил с собой двоих — произнес Леня — Он вышел на самый край ледникового сброса на Восточную сторону плеча Абруции. И подтаявший ледовый карниз обломился. Он и меня с тобой чуть не утащил в ту пропасть. Благо веревка оборвалась. Видимо обрезалась об острый край скалы и лопнула от рывка и натяжения. Я тебя оттащил уже от самого почти края обрыва. Все-таки вершина забрала и их.
— Дон, Сержи, Юко — повторила я, даже не зная, что думать и говорить больше от охватившего меня ужаса.
Он поднял свою голову вверх, запрокидывая ее назад, и закрыл лицо руками, вытирая свои скупые мужские русского альпиниста слезы.
— Зачем? Чогори! — он вдруг крикнул — Зачем? Ревнивая ты, злобная самодовольная сучка! Что они тебе сделали, зачем ты их убила? Почему? Ведь я тебе нужен! Я один!
Поднялся сильный ветер. Внезапно, даже как-то и неожиданно. Была хорошая погода но вдруг поднялся ветер. Он обрушился на нашу стоящую в снегу полузасыпанную палатку в лагере С4 на 8000 метрах узком длинном Юго-Восточном плече Абруции.
Связи так и не было. Рация в руках Леонида Волкова трещала как сумасшедшая, и не было вообще никакой радиосвязи ни с кем. И мы были отрезаны от всего мира здесь на этом высотой от 8000 до 7350 метров над уровнем моря.
Я и Леня были тут совершенно теперь одни, и не было ни от кого нам тут помощи.
— Вершину накрыло одеяло — произнес он мне.
— Это, что? — я произнесла ему, трясясь от холода и кутаясь в свой анорак. Застегнув его замок молнию до самого горла и накрученного теплого под ним на шее туго и плотно завязанного шарфа. Одев на себя еще один шерстяной свитер, пока палатка разогревалась от жалкой огненной керосиновой альпинисткой горелки и топилась в металлической емкости снежная вода.
— Плотное густое белое облако — произнес он мне тихо — Это значит, будет холодно и испортиться погода. Это первый тут признак смены погоды. И желательно нам выбраться хотя бы к «Черной пирамиде».
— До нее, Леня, далеко еще? — спросила я его снова.
— Еще, не менее, пятьсот метров в низ по фирновому обледенелому склону — произнес Леонид — Под ледяным ветром и на ощупь в темноте, Рози.
Леонид грел руки и смотрел искоса на меня.
— Надо идти, да? — я робко его спросила.
— Да — он ответил мне — Другого выхода нет. Здесь в такую погоду нельзя сидеть и долго находиться.