Каждый день — новое откровение. Каждый день начинается, чтобы ярко и красочно промелькнуть перед глазами и потухнуть с наступлением ночи (полудня, раннего утра, сумерек…). Каждый день — новая жизнь по мотивам вчерашних воспоминаний. Мне частенько кажется, что мой алкоголизм (если, конечно, это вообще он) всего лишь один из способов показать, какими нехорошими привычками вообще могут обладать люди. Особенно русские. Забавное дурацкое ощущение, нужно заметить. Накатывающее, кстати, одновременно с устойчивой уверенностью в том, что за моими подвигами наблюдают — пристально, внимательно, фиксируя каждый шаг. Невидимый зритель, он тут как тут только для того, чтобы посмотреть, как же клево я проживу очередную серию своего нехитрого существования…
Как обычно, пиво помогло практически сразу, подобно тому, как быстрорастворимый аспирин сбивает жар. Вернулось обоняние, хотя лучше бы этого не случалось еще какое-то время. Я поморщился. Осторожно, стараясь приготовиться к любому зрелищу, взглянул на окружающий мир.
Так и есть. Я в родной берлоге. Тяжело вздохнув, осмотрелся, стараясь не делать резких движений.
Взорвись в единственной комнате моей квартиры противопехотная граната, разрушений, наверное, было бы меньше. Но, к сожалению, здесь поработала отнюдь не ударная волна. Низкий журнальный столик, фрагмент которого я чуть ранее наблюдал из лежачего положения, потрясал своей живописной загаженностью. Грязные тарелки, наполненные неопознанными остатками пищи, стопки и стаканы, перевернутая пепельница и целая гора блестящих оберток — от конфет до синтетических крабовых палочек. Рваные коробки из-под сока туго забиты в притащенное с кухни мусорное ведро, там же поселились и смятые пластиковые бутылки… Я осторожно наклонился, заглядывая под стол, где среди разбросанных журналов и коробок из-под дисков (почему-то набитых сигаретными окурками) блестело стекло бутылок. Без особенного удивления обнаружил опустошенную коробку из-под презервативов. Да, это правда, сутенера мы зачем-то кинули. Точно, помню, да. После я еще ходил провожать девочек до лифтов, из одежды прихватив лишь одеяло…
Вечер, судя по всему, определенно удался. Кстати, о втором участнике событий… Кряхтя и ворочая затекшей шеей, я приподнялся с пола, усаживаясь на скрипучий край дивана.
Князь спал у окна, с головой завернувшись в спальный мешок и термоодеяло. Сейчас он больше всего напоминал мне ежа, свившего гнездо из старых газет. Совершенно непонятно, зачем в его левой руке была зажата пластмассовая решетчатая корзина для бумаг. Присмотревшись внимательнее, я понял, что ночью Князь использовал ее как плевательницу.
О, в такие моменты я начинаю восхвалять не только собственный образ жизни, но и своего друга…
Оттолкнув ногой полулитровую бутылку из-под водки, я подсел поближе к столу, разгребая целлофановый завал. С сомнением повертел в руках упаковку из-под сомитакса. Тут же решил, что это уже перебор. Дальше искать было опасно — не ровен час, нашлись бы одноразовые кокаиновые ингаляторы или чего серьезнее. Я неловко размахнулся, кидая картонную коробочку в почивающего Князя. Сожалеющим взглядом обвел засыпанный шелухой от семечек портативный «Сполох» — святая святых моего жилища, кормильца семьи. Компьютер был не новеньким, конечно, но зарабатывать на нем мне удавалось не так уж и редко, и прикончить машину во время очередного загула было равносильно самоубийству.
Г олова загудела, напоминая, что долгожданное похмелье еще не испито до дна. Почувствовав приступ, я, тем не менее, улыбнулся. Да, пускай периодически я ощущаю себя запрограммированной на бесшабашную жизнь талантливой марионеткой, но кто еще может похвастать подобной судьбой? Князь Игорь? Пожалуй… Милый сердцу Князь, с глазами грустного, но очень благородного привидения, пританцовывающий на месте и игриво пошаркивающий ножкой. «Ля габы тожье имьеть ля кугажь», — приговаривает он, увлекая меня в магазины. Данное изречение, словно мантра читаемое Князем якобы на французском, вот уже столько лет означает, что, дескать, рабы (то есть мы), поставленные в жесткую зависимость от окружающей их социальной системы, тоже имеют право на кураж (то есть культурный отдых, со всеми вытекающими). Было бы что взъерошить в кармане.
Попытка встать удалась неожиданно легко, и линолеум приятно захолодил босые пятки. Я попробовал шагнуть, затем еще. Достиг окна и пальцами раздвинул жалюзи. Часов пять дня, видимо. Это судя по тусклому кругляшу цвета солнца, просвечивающему сквозь широкую полосу смога, навсегда накрывшего город на уровне десятого-двадцатого этажей. Я с шелестом опустил полоски жалюзи. Таким способом время точнее не определить — четырнадцатый этаж Монолита — дрейф по приборам. Я огляделся в поисках часов. А, ну-ну… Помнится, вчера Князь Игорь пытался ставить эксперименты над временем, и мои новенькие настенные часы канули в небытие.