Верным моим спутником был пес. Умный, как мулла, и злой, как земиндар. В поле мы вместе пасли ягнят, в овчарне спали рядышком, в обнимку, одних блох кормили рядом. Хозяин кормил нас одинаково, только из разной посуды, видимо, этим он хотел сказать: «Ты, все-таки, человек, Гусо!» И за это спасибо земиндару.
Чудесно, привольно на пастбищах: безбрежные поля сплошь покрыты травой. Смотришь вдаль и видишь только зеленое да голубое: земля и небо. Иногда небо покрывается черно-сиреневыми тучами, грохочет гром и струи дождя, сбиваемые ветром, обрушиваются на копны сена, на глупых ягнят, на мой шалаш, где я сижу со своим дружком Авчи. Хлещет дождь. От страха дрожат и блеют ягнята. Мы с Авчи сгоняем их к шалашу, стараемся как-нибудь успокоить. В пасмурные дни нередко подкрадываются к стаду волки. Слава аллаху, что у Авчи чутье настоящей овчарки. Он предупреждает об опасности и так рычит, что серые разбойники прячутся в оврагах. Не жизнь, а раздолье.
В Хамзанлу я подружился с Рамо — подростком из бедной семьи. Как-то он спрашивает:
— Как тебя кормит хозяин?
— Хорошо кормит, Рамо. Что сам ест, то и мне дает Остатки, конечно: от мяса кости, от хлеба — корки… Пусть аллах увеличит его богатства! Мне больше костей будет перепадать.
— Молодец, Гусо! А правда, что дом твоего хозяина завален драгоценными коврами?
— Может быть, и правда, Рамо-джан, но я ни разу не был в его квартире, не могу хвастаться.
— Но ты уже целый год работаешь у хозяина! Неужели до сих пор не побывал в комнатах Ходжи Аманулы?
— Рамо-джан, я ночую в овчарне… А про комнату хозяина скажу тебе вот что… Пригнал я однажды ягнят, затворил ворота. Сам знаешь, устал с дороги, пить захотелось. Поднялся на хозяйскую веранду, взял кувшин, пиалу, налил воды — напиться хотел. Тут меня увидела милая хозяйка. Знаешь, как она меня приласкала? Ты, говорит, поганый ишак, не лезь куда не следует. Знай, сопляк, свое место! После этого случая я не только в комнаты, даже на веранду не поднимаюсь. Да и делать там нечего.
— Вот сука подлая! Могильная гиена! — негодовал Рамо. — Неужели, Гусо, ты не ответил ей тем же?
— А что бы ты ответил на моем месте? Она — хозяйка, а я — раб, букашка.
Рамо задумался, но слов, какими он обругал бы хозяйку, так и не нашел.
Он часто приходил ко мне на выгон. Мы подолгу запросто разговаривали с ним о разном, играли в ножички. Паренек никогда и нигде не учился. В селе Хамзанлу школы не было, а учиться в Боджнурде отец ему не разрешал. Не потому, что до города больше часа ходьбы. У отца Рамо не было мелких денег, а крупные выпускало государство не для него, так что платить за учебу было нечем.
Семья Рамо, как и наша, трудилась на полях. Единственной утехой у моего друга был конь ретивый, молодой конь. Маленький джигит как-то похвастался:
— Через два года мне будет семнадцать, а коню — четыре…
— Ну и что из этого? — спросил я.
— Отец устроит меня на службу в войско Сердара Моаззеза, вот что! — гордо ответил Рамо. — Поэтому мы коня очень бережем, чтобы не случилось с ним чего-нибудь, А ты кем будешь, Гусо, когда вырастешь?
— Я буду тобой командовать, — просто так сказал я, потому что никогда не задумывался, кем я буду.
— Ты! Надо мной командир? — возмутился Рамо. — Сперва научись овец пасти. А то тебе и овец не доверяют, с грязными хвостиками ягнят пасешь…
— Зачем мне командовать овцами, дружище Рамо, когда я хочу командовать такими баранами, как ты! — И я громко захохотал. А Рамо вконец растерялся и пошел, опустив голову. Я догнал его.
— Вот чудак! Ты что — обиделся? Брось, Рамо, какой из меня командир? Давай-ка поиграем в ножички? Джи-ик!..
Рамо неохотно согласился.
Больше мы с ним никогда не ссорились. Рамо был тихоней, кротким, как курчавый ягненок, хотя и у него, как у всякого курда, текла по жилам горячая, бурливая кровь. Мне он нравился. Черт с ним, думал я, пусть он будет хоть слугой боджнурдского Сердара, если ему хочется.
Проносятся дни. Вот уж проходит весна и наступает лето. Небо безоблачно. Жарко припекает солнце. Сохнут травы в низине и на холмах, желтыми и бурыми становятся горы. Дует горячий ветер. Сельчане обеспокоены. Только и слышишь, то тут, то там говорят: «Как бы не пожгло посевы!» Все ждут дождя. Прошел хотя бы жиденький дождичек — и то радость… Смочил бы землю, подкрепил бы хлебные колоски, налились бы они зерном.
Сельские мальчишки в заплатанных рубахах, а то и голышами в одних драных штанах, босиком бегают по улице, припевают: