— Мама, мне пора идти… Как ты думаешь?
— Рано еще, Гусо. Подожди вторых петухов.
— А если петухи больше петь не будут? Тогда, выходит, мне не придется работать? Плохо получится.
Мать засмеялась. Ее рассмешила моя наивность. Проснулись сестренки. А тут на радость мне и вторые петухи запели. Молодцы, петухи, не подвели!
Мама проводила меня до калитки. Вылила вслед чашку свежей воды. Пошептала что-то. Это — на счастье. Такая примета.
— Пусть счастье будет твоим спутником, Гусо-джан! — услышал я ее голос. — Будь осторожен в горах, сыночек. Никогда не сбивайся с тропинки.
Что там — слова, наказы: меня распирала радость и гордость. Быть почтальоном, получать шесть туманов… Честь какая, где еще найдешь такой высокий заработок?!
Два раза в неделю я обязан доставлять почту в Миянабад, забирать оттуда и нести обратно. Расстояние от Миянабада до Боджиурда, примерно, сем-восемь фарсахов. На мне легонькая, свободная одежда, чарыки, в руках длинная, крепкая палка.
Круто в горы поднимается дорога, избитая копытами и изрезанная колесами. За спиной холмы, перевалы, долины. Десятки километров я одолел почти бегом, не чувствуя тяжести за плечами. Меня несет на своих крыльях радость. И я кричу, размахиваю палкой и поднимаюсь все выше и выше в горы. Встревоженно и злобно с высокой скалы посмотрел на меня орел, взмахнул бесшумно крыльями и поплыл в голубизне над горами. Он забирается под облака, делает широкие круги и вдруг падает на крыло, и черной молнией скрывается за хребтом: там, наверное, гнездо, или притаился его враг…
Останавливаюсь передохнуть на самой вершине высотки. Посидел, поковырялся в сумке, вскинул ее на плечи и— снова в путь. Иду высоко над деревьями, лугами, ручьями и чувствую себя полным хозяином земли и своей судьбы. И все вокруг понимает мое состояние: кружевная туя, карагач и заросли ежевики, бабочки и цветы. Каждый листик н лепесток приветствует меня: «Добро пожаловать, Гусо, уроженец Киштана. Узнаешь родные места? Посмотри, как тут чудесно! Чувствуешь, какой аромат издают травы и цветы? Слышишь, как призывно кричат куропатки? А как бурлит водопад, слышишь?..
Я властелин гор. Они созданы для меня, и я пользуюсь их богатством и щедростью. Рву цветы, валяюсь на траве, пью горную родниковую воду. Ах, как хорошо в родных горах!
Спускаюсь вниз по заросшему склону. Внизу долина и родной Киштан. Давно я тут не был! Думаю: «Сейчас зайду к Абдулло, взгляну на его красавицу Якши», но сразу же отказываюсь от этой мысли. Зайдешь к нему и потом два дня не выйдешь… лучше в другой раз…
Смотрю-любуюсь своим селом — своей родиной. Пышными зелеными грядами от Киштана на север тянутся холмы. Чем дальше, тем они выше, заманчивее. Постепенно холмы превращаются в скалистые горы с множеством вершин. Над всеми холмами и горами поднимается гигантская гора Джадж. Кажется, она совсем рядом, но отправишься в путь и будешь добираться до нее час, два, а то и больше. Много подъемов, спусков, ущелий одолеешь, многое на пути увидишь: отары овец в пестрых лугах, пастушьи шалаши, дикие заросли арчи и барбариса… Гляди, а вон— почти под облаками стоит чудо-храм, выстроенный самой природой. Название ему «Чел дохторан», что значит сорок девушек. Легенда говорит, что много лет назад в этом храме жили сорок сестер паризад, красотой своей затмевавшие луну и солнце. Знающие люди уверяют, что они и по сей день живут там. Пастухи собственными глазами видели, как ночью паризады прогуливаются возле своего замка, затевают разные игры, джигитов ждут…
На другой вершине, километрах в трех от «Чел дохторан» еще одно сказочное диво — трехярусный дворец. Название ему Гульмайм. И о нем из поколения в поколение передается крылатая легенда.
Говорят, во дворце жил богатырь Шабудаг. Был он красив, храбр и мудр. Величие его было столь притягательным, что даже божественные паризады из храма восхищались. Приласкал он их нежно… Родились у паризад три дочери: Парвин, Зохра и Сетара. От них, оказывается, и пошел киштанский род. Потому-то киштанцев называют потомками волшебных паризад. Поэтому все мы такие привлекательные и ловкие, киштанцы.
Если подняться на второй ярус дворца и посмотреть вниз, то увидишь широкий каменный двор. Мертвый холодный камень и, как чудо, в самом центре двора — прозрачный родник. Это Шабудаг оставил на память людям животворную струйку воды. Он знал, что когда-нибудь войдут в его каменные покои люди. Уставшие в горах, изнывая от жажды, прежде чем осмотреть таинственный чертог, они напьются из родника, омоют его прохладой лицо и руки.