Выбрать главу

Вдалеке показалось пересохшее русло горной речушки, за ним небольшое селение. Несколько плоскокрыших домиков и развалины, над которыми покачивались на ветру два хилых деревца. Неужели и здесь не будет привала?

Аалам-хан остановил лошадь, постоял, подумал и махнул рукой в сторону домиков. Эскадрон направился вслед за индусом.

— Куда же тянет нас этот ушастый тушкам? — возмущается Рамо.

— Эй, ты, командир! — кричит Аббас. — У тебя глава на затылке? Здесь же никто не живет. Какой тут отдых?

Аалам-хан сделал вид, что не слышал. Вернее, он не понял, что слова Аббаса обращены к нему. Аалам-хан не знал курдского языка.

— Господин Аалам-хан, — опять возмущаюсь я. — Неужели вы не можете найти подходящего села для отдыха?! Люди хотят пить, а тут даже воды нет.

— Будем отдыхать здесь, — твердо отвечает Аалам-хан. — Таков маршрут.

— Вам видней… Только не ошибитесь, господин Аалам-хан…

Кавалеристы спешились, не соблюдая строя потянулись между развалинами. От желтых дувалов, омытых дождем, исхлестанных ветрами, веяло седой древностью. Похоже, люди уже давно покинули это селение. Аббас, Рамо, Шохаб сходятся вместе. Я подхожу к ним, говорю, что, по всей вероятности, индус ведет наш, эскадрон на усмирение отрядов Ходоу-сердара.

— Не может быть! — восклицает Аббас. — Неужели люди Ходоу-сердара уже пробились в этот район. Слишком далеко отсюда Гилян.

— Эй, кулдофадар! — зовет меня Аалам-хан.

В этот же миг с другого конца селения доносится утробный рев ишака. Эскадронцы хохочут. Раз есть ишак, значит есть здесь и жители.

— Ты понял, Гусейнкули, что сказал ишак? — спрашивает Аббас.

— Нет, не понял, — в тон отвечаю я. — Тегеранское наречие я уже научился понимать, но ишачий язык — пока не знаю… Если ты знаешь, переведи.

Подходит Аалам-хан, Аббас спрашивает по-курдски:

— Господин Аалам-хан, вы тоже не знаете ишачьего языка?

Кавалеристы хохочут. Аалам-хан хлопает глазами, кривится в усмешке и тоже смеется.

— Ишак сказал, — говорит Аббас, что рад видеть нас на этих развалинах.

— Ну вот, — мигом отзывается Аалам-хан, — а вы не верили капитану Кагелю, что будет веселый отдых… Однако хватит шутить. Пойдем туда, Гусейнкули, где ноет уважаемый ишак!

Подходя к домику, возле которого стоял ишак, мы услышали тягучие слова дневного намаза:

Ла-ила-ха… Иллола… Ла-ила-ха!..

— Что это? — спросил меня Аалам-хан.

Я крикнул в окно мазанки:

— Эй, есть кто-нибудь?..

В двери показался белобородый старик в чалме, какие наматывают себе на голову служители культа. Он посмотрел на нас подслеповатыми глазами. Его пегие палыцы быстро задвигались, перебирая четки.

— Мир вам, почтенный! Если нетрудно, подайте путникам воды…

— Я — мулла Карим, — гордо ответил старик. — Прошу, заходите в комнату…

Едва мы переступили порог, мулла протянул нам кувшин с водой помыть руки н тут же расстелил небольшую скатерть поверх кошмы. Потом вышел в другую комнату и принес сливочного масла на тарелке и три лепешки. Положив эту провизию на скатерку, мулла отошел в сторону, приглашая нас угощаться.

— Где же остальные люди вашего селения? — спросил я муллу Карима.

— Ай, кто где, — небрежно ответил он. — Кого аллах позвал в кущи рая, кто провалился в преисподнюю, а другие пока ходят по свету и неизвестно куда попадут: в рай или ад…

— Будьте откровеннее, господин мулла. Мы люди полка «Курдлеви», из Кучана. Мы не принесем вам ничего плохого, — говорю я ему по-фарсидски.

Неожиданно божья козявка оживляется.

— Я очень рад вас видеть, господа!..

— Что же все-таки тут произошло? — грубо спрашивает Аалам-хан.

— Разве вы никогда не слышали о здешних разбойниках? — вопросом на вопрос отвечает мулла. — Шестьдесят лет наше селение никто рукой не трогал, но вот нашелся вор и разбойник Ходоу. У курдов много воров, но такого никто и никогда еще не видел! Никого этот Ходоу не боится. Ни ханов, ни шаха, ни аллаха, ни самого шайтана!

— Какое же зло причинил Ходоу-сердар вашему дому и всему селению, уважаемый мулла Карим? — спросил я.

— Мой дом и село Ходоу-сердар не тронул. Но он обманул. Все люди села ушли за этим разбойником в горы, а свои семьи они перевезли в Джеристан. Меня самого тоже постигло горе: жена умерла, а сыновья ушли служить в войско Фараджолла-хана, в Ширван. Теперь я здесь один…

Старик тяжело вздохнул, пошевелил губами. Я испугался, как бы он не заговорил опять, ну его к чертям с его разговорами.

— Спасибо, почтенный мулла Карим, за угощение! Какой дорогой вы посоветуете нам ехать в сторону Шамхала?