– Я подежурю, – сказал Зорн, глядя через витражное окно в высокое небо Венеции, и в ответ услышал глубокую тишину.
Он обернулся и увидел, что Ева безмятежно спит, положив руку под щеку. Подошел, развернул спальник и накрыл им девушку, аккуратно, как ребенку, подоткнув по краям.
Ему спать не хотелось, и он пошел в даркнет, выяснить про Хранителей. Выходило, что на темном рынке продавалось много артефактов, в том числе принадлежащих этому католическому ордену до Заката. Довольно быстро стало понятно: почти все, что предлагалось в даркнете, – поздние подделки, а кое-что, похожее на оригинальные вещи, явно не такое уж ценное.
Официально до Заката некоторые артефакты Хранителей можно было увидеть в музее Ватикана, но о существовании многих других было принято молчать. «Дракона» в даркнете не было в наличии, даже в виде захудалой подделки. В описании значилось, что он относится к особо опасным гримуарам, переданным незадолго до Заката на хранение в достойные земли, что бы это ни значило. После долгих поисков в сети он наткнулся на библиотеку, где в продаже была выставлена сканированная копия.
Из любопытства он оформил онлайн-заказ. Копия стоила пятьдесят баксов, что вызывало недоумение, но найти в сети текст бесплатно Зорн при всех стараниях так и не смог. После оплаты ему пообещали выслать копию при первой возможности. Что окончательно не вызывало доверия и Зорн решил, что его скорее всего просто обманули.
В коридоре послышались шаги, и Зорн резко сел, напряженно прислушиваясь. В проеме появилась старуха, обвела комнату глазами, в которых сейчас горел красноватый свет. «Черт бы тебя побрал», – пробормотал под нос Зорн, проверил пистолет под подушкой и лег на спину. На другой стороне матраса у стены, свернувшись в комочек, как котенок, спала Ева.
– Да, это здесь – сказала Ева.
Они стояли напротив входа в лавку с невзрачной пыльной витриной. Дешевая дверь на примитивной сигнализации была заперта. А в витрине лежали аляповатые перстни: с бриллиантами, рубинами, изумрудами; перстни в виде черепов, уложенных в ложе цветов из разноцветной эмали, объемные иллюзии хрустальных черепов, бог знает как врезанные в сердцевину фиолетовых рубинов; розоватые, цвета мороженого мяса холодные камеи, смотрящие с достоинством сквозь стекло, тающие на солнце сапфиры, россыпи топазов и стекающая бликами под вечерним солнцем всех цветов эмаль.
Ева нажала на кнопку, в ответ электронный замок щелкнул, и они вошли. Внутри был полумрак. Через мгновенье глаза привыкли и Зорн вздрогнул: прямо перед ними стоял долговязый старик. Что-то бормоча, старик пошарил в темноте, зажег лампу на маленьком столике у завешенного окна и в неверном свете уставился на них. Несмотря на теплый день, на его сутулых плечах был плед в шотландскую клетку, и его пальцы продолжали подбирать шерстяную ткань за края.
– Мы к господину Найтмеру, по деловому вопросу.
Старикан хмыкнул.
– Карл вышел на минутку. Чаю? Или, может, портвешку? – прошепелявил он, подмигнув Зорну. – Не желаете пока посмотреть старинные украшения? Вы кажетесь людьми, которых интересуют необычные вещи. – Он повернулся к Еве. – Есть чем удивить, bella.
Ева моргнула, но неожиданно для Зорна села в кресло у столика. Каморка была на редкость унылая. В глаза бросались грязные стены и шкаф с давно немытыми стеклянными дверцами. Комнатка была и сама по себе маленькая, а с мебелью – совсем не развернуться. Зорн остался стоять, облокотившись о стену напротив двери.
Немного трясущимися руками старик тем временем медленно вынул из витрины лоток с перстнями. Вытащил золотое с рубином цвета фуксии, поднес чуть не к лицу Евы, под лампу. Рубин был большой, в обрамлении двух переплетенных змей, головы которых с открытыми пастями слегка соприкасались над камнем. Старик начал издалека:
– Мы имеем дело, господа, с перстнем семьи Кверини, организовавшей путч в 1310. Их изгнали из страны, главу, владельца кольца, казнили, его портрет в Галерее Дожей замазали черной краской. – Он задумчиво пожевал губами, затем продолжил: – Потом весь клан вымер. Но Карл вот унаследовал кое-что из их коллекции. Уникальная, как мы убеждаемся, вещь. Сколько стоит!.. – прибавил он с уважением.
– И сколько? – вежливо спросила Ева.
– Десять тысяч, – воодушевился старик, – возможен торг. Или вот этот. – Он с нежностью, как ребенка, взял лежащий рядом перстень-печатку. Перстень был украшен небольшой камеей с профилем молодой женщины. – Обратите внимание на оборот, – пришепетывал он. – Видите эту надпись: «Cor Cordium», «сердце сердец». Этот перстень Мэри Шелли подарила своему мужу, поэту Шелли, буквально за несколько дней до его трагической гибели. В море. – Старик умолк, склонив голову вбок, рассматривая камею в мигающем свете керосиновой лампы. – «Как он попал в коллекцию Карла?» – спросите вы. Это Венеция, господа, здесь всему есть своя цена, в том числе жизни, любви и смерти.