Крузу стало интересно, выглядел ли он так же жалко. В мимолетно омывшем повозку солнечном свете, прежде чем двери снова захлопнулись, он увидел девушку — она была на год или два старше его, с тёмными немытыми волосами, затравленными глазами и ужасным пурпурно-красным пятном на шее, отчего раны на его кулаках выглядели как детская забава. Их взгляды встретились, и он точно знал, что куда бы его ни везли, это не было лучшим местом.
К тому времени, когда они добрались до места назначения, в фургоне уже было одиннадцать других детей. Они с девушкой оказались бок о бок. Вонь грязи и пота собралась вокруг них, и путешествие, казалось, продолжалось вечность.
Через некоторое время девушка наклонилась и прошептала:
— Почему ты здесь?
Он нахмурил брови и поджал губы.
— Откуда мне знать?
— Тебе не нужно притворяться. Здесь все такие, как мы. Вот почему нас всех забрали.
— Как мы? — спросил Круз.
Она задвигалась в темноте, и он не был уверен, как, но он точно знал, что она прослеживала рукой линию на своём горле. Он хотел спросить, как это случилось, но не смог выдавить из себя ни слова.
— Мы все… другие, — прошептала девушка в узкое пространство между ними.
Круз на мгновение задумался. Он никогда не был нормальным, это уж точно. Но он всегда считал, что это больше связано с его родословной, чем с чем-либо ещё.
— А кто твои родители? — спросил он у девушки.
— Это не имеет значения.
Тогда что имеет значение? Почему их всех забрали?
Ответа он не получил. Ни когда фургон, наконец, остановился, и казалось что прошло очень много часов. Ни когда дети были выброшены в дикую местность и удерживались на острие меча, когда они пытались двигаться. Двое солдат держали их под контролем страха, в то время как двое других запирали двери опустевшего фургона. Через несколько минут солдаты погрузились в повозку и дали лошадям жёсткий кнут, который пустил их в галоп.
Некоторые дети бежали за ними, причитая и плача, они быстро отстали и совсем потеряли их, когда повозка свернула за первый поворот. Но Круз остался позади, осматривая окрестности. Они были у реки, солдаты оказали им, по крайней мере, такую любезность. Но на пути к убежищу и защите было мало места. Листья и лианы были так густы на деревьях над головой, что закрывали большую часть неба, затрудняя возможность определить, где над головой висело солнце, и висело ли оно вообще. Наверное, они были слишком далеко от города. С того места, где солдаты оставили их, не было видно даже огромного угрожающего замка, стоявшего на вершине мрачных, омываемых океаном скал.
Он занялся исследованием, главным образом для того, чтобы никто не заметил, как покраснели его глаза, а губы дрожали при каждом вдохе и выдохе.
— Так-то лучше, — сказал себе Круз.
Он сделает свою жизнь лучше. Он сможет. И путь он потерял мать, отца и тот маленький дом, который у него был. Но у него был свой ум, своя сила, и у него была богиня. Его отец перед тем, как перестал навещать его, всегда говорил Крузу, что он благословлён богиней.
И теперь богиня защитит его. Он верил в это.
Он должен.
Потому что, когда он забрался на дерево, чтобы сбить несколько кокосовых орехов для группы, чтобы поделиться, он понял, что это не навес, который блокирует солнце над головой. Это была буря. Тёмные тучи развернулись, словно крылья какого-то ночного зверя, и он услышал, как тот взревел на ветру. Круз не знал как, но когда он смотрел на эту бурю, что-то в ней, казалось, смотрело на него в ответ. Ледяное осознание пробежало по его спине, а затем он услышал голос — не в своем уме, не в своем сердце, но всецело в нём и нигде одновременно.
— Уничтожить, — прошептало что-то. — Смерть. Разрушить, — снова и снова эти слова поселялись в нём. — Уничтожить. Смерть. Разрушить. Такова воля богини.
— Ты что-то сказал? — раздался голос внизу, отвлекая его внимание от облаков.
Девушка стояла под деревом, её руки были полны кокосов, которые он уже сбил, она явно ожидала большего.
— Что? — спросил он.
— Ты что-то говорил о богине?
У Круза пересохло во рту, и он отказался снова поднять глаза на зависшую над головой бурю. Вместо этого он небрежно сполз с дерева, заработав, без сомнения, несколько чудовищных синяков.
Когда его ноги коснулись твёрдой земли, он посмотрел на девушку и сказал:
— Приближается буря. Нам нужно найти убежище, или мы умрём.
С тех пор времена года изменились. Границы зимы не поддавались контролю, как и надежда на весну не всегда могла прорваться на свободу. Было только время, когда бури дремали, и время, когда они бушевали.