Добрался до Погодина. Угрюмая тень перечертила компьютер. Покашливание с нотками сомнения, приторный запах одеколона. Что-то из рекламы «наш парфюм придаст вам мужественность».
— Я боюсь, Виктор, вы напутали с графиками, — произнес Щекачев.
— Да нет же, все верно.
— Увы, увы. — Разочарованное цоканье языком. — Распечатайте для меня проект. Я переговорю с боссом, рассудим, как усовершенствовать вашу работу.
Голова Погодина поникла.
Уже в электричке он грохнул кулаком по сиденью:
— Ублюдок!
Полегчало.
Малая родина приветствовала осенним дождем. Когда-то он излазил город вдоль и поперек, от комбината к комбинату. Изучил каждый двор. В детстве воображал себя путешественником, в юности — этнографом, книгу мечтал издать, по городским легендам. Легенд хватало: о призраках микрорайона Речной-4, о демонах закупоренной шахты, о затопленном немецком танке на дне Тигриного озера.
Очередная запись в альбоме несбывшихся мечтаний.
Городские окраины почти не изменились. Груды щебня, ржавеющие на автостоянке машины. Мрачные типы с двухлитровыми баллонами крепкого пива. У магазина с ироничным названием «Центральный» старушка — божий одуванчик продает вещи для грудничков; на одежке неотстиранные бурые кляксы.
Сестрина пятиэтажка.
Юля встретила в прихожей с сыном на руках. Погодин чмокнул сестру в щеку, малыша — в нежнейший пушок на темечке. Вручил подарки.
Юля обвела взором убранство квартиры.
— Так вот и живем, — сказала смущенно.
Продавленный двумя поколениями диван, кроватка, манежик, игрушки, телевизор, на кухне в углу — принтер и ноутбук. Когда Витю Погодина окончательно отторгнет столица, будет спать в ванне, как герой Евгения Леонова, постелив пальто. А летом — на балконе. Сказка!
— Скромно и со вкусом, — оценил Погодин, — Не хуже, чем в Европе.
— Пошли есть, врун, — ущипнула его сестра.
Он водрузил на обильно сервированный стол бутылки «Джека Дэниэлса» и красного марочного вина. Под горячую еду жаловался на вредное начальство. Сестра ни на что не жаловалась, все в ее жизни было хорошо. А что денег нет и папаше на ребенка плевать — бывает, справимся, образуется.
Племянник, демонстрируя новоприобретенные навыки, расхаживал по кухне и цеплялся то за маму, то за дядю Витю. Виски согревало.
Курить сестра разрешила на балконе. Он вышел, шаркая тапочками, чиркнул зажигалкой.
— Ни фига себе, — прошептал сквозь стиснувшие сигарету губы.
В низине, за Юлиным жильем, темнело длинное деревянное здание. Оно зарылось в овраг, притрушенное листьями, невероятно старое. Два этажа, плоская, крытая жестью крыша. Слепые окна с зубастыми осколками стекол. В последний его визит сюда в деревянном чудовище обитали люди, чахоточные завсегдатаи зон, промышляющие героином цыгане. Теперь и они бросили дом. Здание походило на гроб из затопленной подземными водами могилы. Гнилой гроб.
С черной дерматиновой дверью одной из квартир на втором этаже…
— Ну и сосед у тебя, — сказал Погодин. Юля непонимающе заморгала.
— Барак. Я считал, его снесли сто лет назад.
— Обещают! — фыркнула Юля, помешивая в кастрюле кашу для сына, — А он — хоть бы хны, стоит где стоял. Бесплатный отель для бомжей. — Она нахмурилась и добавила: — Но в нем и бомжи ночевать брезгуют.
— Или боятся Тролля, — улыбнулся Погодин, болтая в стакане алкоголь.
— Кого?
— А ты не слышала? Школьниками мы называли барак «домом Тролля». В честь маньяка, который в нем жил.
— Ну спасибо, братик, — хмыкнула Юля, — Именно то, что мне хотелось узнать на новоселье.
— Так когда это было! И ты же у меня смелая. Бесстрашная суперсестричка. Помнишь, как полезла меня из Тигриного озера вытаскивать?
— Спрашиваешь! Ты, дурачок, танк нырнул искать.
— А он есть, танк-то.
— Паша и тот с тебя смеется. Дядя у нас с приветом, ага?
Через час, получив свою порцию поцелуев, племянник был торжественно переправлен в кровать. Юля убрала еду и устроилась напротив с бокалом вина.
— Ну, рассказывай про Тролля своего.
— Да что рассказывать, — пожал он плечами, ощутив вдруг холодок. — Орудовал здесь в лихие девяностые. Дрол у него фамилия была. Александр Дрол.
— Людоед! — щелкнула Юля пальцами, — Я помню его фоторобот на столбах. Жуткий такой, он мне ночами снился. И мама запрещала со двора выходить.
— Его в девяносто пятом вроде арестовали. Он покончил с собой до суда.
— Слава Богу, — заключила Юля.
— Ага, — пробормотал Погодин, глядя в стакан. — Легенда была. Чтобы наказать кого-то, сильно наказать, нужно его фотографию оставить под квартирой Тролля.