6
О шибочно Лида рассудила, что сытым, мол, Глеб не разозлится. Якобы после горячего ужина у него будет меньше прав на гнев. Это нечестно, даже бесцеремонно: выкупать прощение едой, которую и при прочих обстоятельствах приготовила бы.
Едва Веретинский прожевал последний кусочек картофеля, Лида приступила к путаным объяснениям. По ее заверениям, слово на экране она отгадала моментально и почувствовала, что приз в руках. Голос на проводе ласково предлагал подержаться на линии, так как очередь двигается быстро. Трижды связь рвалась, и при повторном наборе голос как ни в чем не бывало снова увещевал, будто совсем скоро Лиду выведут в прямой эфир и она назовет заветное слово.
На середине рассказа Глеб наконец понял, что речь шла об одном из лохотронных шоу. Ведущий в пестрой студии объявляет, что из нескольких букв (А, К, У, С, например) надо составить слово, и минут десять заливает уши телезрителей зомбической трелью про несметные богатства и исключительный шанс. Веретинский полагал, что такие передачи давно уже запретили, как уличные автоматы, а если и не запретили, то отмороженные на голову индивиды, верящие в возможность заработать миллион благодаря умению складывать слова из нескольких букв, либо образумились и перешли на кроссворды, либо погорели на финансовых пирамидах и заработках в Интернете. Глеб не мог причислить себя к тем, кто адаптирован к действительности, однако по сравнению со сказочными дуралеями у него имелись прямо-таки очевидные преимущества.
— Какая-то дура вперед меня дозвонилась, — сказала Лида.
— И ты удивилась?
— Не слишком. Хотя я все же надеялась.
— Честно говоря, я считал, что ты осторожнее.
— Да знаю я, — сказала Лида жалобным тоном, — что там сплошной обман. Как и в жизни. Знаю. Я бы не повелась, если б не предчувствие, когда я слово увидела. Как будто интуиция.
Это звучало издевательски.
— Ты всерьез? — воскликнул Глеб. — Предчувствие, интуиция, внутренний голос? Может, еще судьбу приплетешь?
Они регулярно спорили о судьбе, как и любая пара, по отношениям которой прошла трещина.
— Не начинай, хорошо? — сказала Лида. — Слово на экране было сложное, не любой бы отгадал.
— Какое?
— «Результат».
— Чего? Шутка юмора такая, что ли? Не «аккузатив», не «тавтограмма» или «сциентизм» какой-нибудь, а вот это вот сложное словечко на «р»?
— Думаешь, легко соображать, когда буквы вразброс даны и секундомер тикает?
Глеб обхватил голову. Какой позор.
— У тебя слизали всю сумму со счета? — спросил он.
— Хуже.
— Насколько хуже?
— Теперь у меня минус тысяча двести.
— Как тысяча двести? Разве вызовы не блокируются, если баланс отрицательный?
— У меня тариф специальный. При минусе выдается кредит.
— Покажи телефон.
— Зачем? Завтра я положу деньги.
— Покажи.
— Потом. Он в зале.
— Так принеси!
Лида неспешно вылезла из-за стола. Шаркающие шаги удалились, затем приблизились. Недовольство сквозило в каждом ее движении. Жалкая попытка изображать гордость при отвратительном раскладе.
Телефон опустился в протянутую руку Глеба, и он сразу набрал баланс. Лживая тварь.
— Ты говорила, что минус тысяча двести на счету.
— А сколько?
— Минус тысяча шестьсот семьдесят четыре!
— Значит, перепутала чуть-чуть!
— Ясное дело, цифры почти одинаковые.
— Ты картины за двенадцать кусков берешь, не советуясь со мной! А меня ты за копейки упрекать станешь?
Веретинский зацепился пальцами за край стола, чтобы не улететь со стулом назад. Глеб воображал, как смехотворно выглядит со стороны. Обидней всего, что, как бы он ни отреагировал сейчас, все равно получилось бы недостойно: комично или унизительно.
— Нельзя переводить стрелки, — сказал он.
— Никто и не переводит.
— Ты выставляешь меня виноватым в твоем проигрыше.
— Ничего я не выставляю! Больной, что ли?
— Слушай, — сказал Глеб, — женщина. Завязывай со своими трюками. Кончай называть меня больным и перескакивать с темы на тему.