Пока она досматривала свою передачу, Глеб ел рагу. Как ни крути, а кормила Лида бесподобно. И рагу, и борщ, и голубцы, и паста, и картофель, жаренный в кожуре, — по части готовки эта женщина давала фору ресторанным поварам. Даже компот она варила каким-то секретным способом, что сразу припоминались вкус, запах и ощущения родом из детства. Почерк избранных — умение смастерить блюдо так, чтобы оно тягалось с образцами детских лет.
Так совпало, что ужин Веретинского закончился вместе с так называемым юмористическим шоу Лиды.
— Покажешь картину? — сказала она.
— Только предупреждаю: она выполнена в непривычном стиле.
— Ты разжигаешь мое любопытство.
Глеб повел Лиду в кабинет, включил свет и без всякого изящества сорвал оберточную бумагу. Здесь полотно казалось другим, нежели в «Сквоте», но по-прежнему магическим и грандиозным — ни много ни мало. Лида исследовала картину долгим несведущим взглядом и в итоге не разделила ее очарования.
— Почему у них лица нечеткие?
— Что ты имеешь в виду?
— Глаза, рот, уши слабо видны, — сказала Лида. — Будто сплошная кожа. Неясно, то ли синие глаза у них, то ли карие, то ли серые. Даже заколка у нее четче прорисована, чем глаза.
— Полагаю, это сознательный ход, — сказал Глеб. — Художник отчетливо изобразил детали одежды и интерьера, а лица сделал смазанными, чтобы показать обезличенность героев. Не самый выдающийся прием, зато действенный.
— То есть?
— То есть это пустые люди. У них нет характера, нет воли, нет того, что отличало бы их от остальных. Они давно разменяли себя на вещи.
Лиду объяснения не удовлетворили. Глеб стоял как дурак с выставленным перед собой полотном, преткнувшись о ее молчаливое недоумение.
— Не нравится? — спросил он.
— Ты был прав, когда говорил о непривычном стиле, — сказала Лида. — Все-таки я не понимаю современное искусство.
Можно подумать, в классическом она разбиралась.
— Дело не в том, что это современное искусство, — сказал Глеб. — Это не элитарная чепуха, которую продают на аукционах за крупную сумму лишь потому, что авторитетный критик назвал эту чушь шедевром. Наверное, тебя насторожила мрачная атмосфера.
— Наверное. Она холодная, неприятная.
— Значит, автор сумел создать настроение.
Лида заглянула Глебу в глаза.
— Это не та художница?
— Какая?
— О которой ты говорил. Как там ее?
— Лана Ланкастер? Нет, ты чего. Это недосягаемый для нее уровень.
— А кто?
— Честно говоря, автор мне неизвестен.
— Тебе эту картину подарили?
Глеб ожидал этого вопроса, и все равно он поставил его в тупик.
— Нет, — сказал Веретинский. — Купил.
Настала очередь Лиды пребывать в замешательстве.
— Где? — спросила она.
— В «Сквоте». Знаю, тебя волнует цена, поэтому скажу сразу. Двенадцать тысяч.
— Что-о? — сорвалось с ее губ. — Глеб, ты с ума сошел?
— Это сокровище, — сказал Веретинский. — Мне повезло, двенадцать — это намного ниже его подлинной стоимости.
— Двенадцать кусков, Глеб!
— Лида, это грандиозное произведение. Ты не осознаешь, какова его реальная ценность.
— Двенадцать кусков! Три месяца квартплаты! У меня оклад ниже! Ты представляешь, сколько я за кассой торчать должна, чтобы оплатить тебе твою картину?
Веретинский едва сдержался, чтобы не наорать.
— Лида, погоди, — сказал он. — Допустим, что это сэкономленные летом деньги. Нечто вроде компенсации за отпуск.
Судя по выражению лица Лиды, такого допущения она не сделала. Не лучшая шутка и не лучший аргумент.
— Ты меня теперь до конца жизни попрекать будешь за то, что я тебе Крым обломала? Ничего, что ты книги каждый месяц заказываешь, чтобы на полку поставить? Или платишь за перевод статьи на английский, чтобы ее опубликовали в пафосном журнале? Можешь быть, это я на прошлой неделе переводчику пять кусков перекинула?
Глебу хотелось трясти ее, пока она не задохнется в своих проклятиях. Схватить за плечи и трясти. И одновременно втолковывать хриплым голосом, что от публикаций в «пафосных» журналах зависел его преподавательский рейтинг и доход, что без новых книг ему нельзя, что никаким Крымом Веретинский ее не попрекал.
Но он слишком часто ругался с женщинами, чтобы отвечать на каждое их обвинение и оправдываться.
— Лида, — сказал Глеб. — Я тебе истерик не закатывал, когда ты себе меховую жилетку прикупила.
— Совсем поехал? — сказала Лида. — Сравнивать одежду и это, нарисованное непонятно кем и для чего?