Кстати, карту рисовали под руководством нового гувернёра, поэтому географически всё было выверено.
Сегодня к ним присоединилась Анна, которая продолжала восхищаться умом и фантазией Ирины и всё больше убеждалась, что барон просто не может отказаться от такой женщины. Да и ей самой барон Виленский уже не казался тем единственным вариантом, который она себе придумала, под воздействием причитаний маменьки и тёток. И когда появлялись такие мысли, память подбрасывала образ доктора Путеева, больше похожего на какого-то рыцаря, чем на медикуса. Высокий, с орлиным профилем, чувственными полными губами, широкими плечами и нежными руками. На этом моменте своих размышлений, Анна, даже будучи наедине с собой, всегда заливалась краской.
За окном уже начало темнеть, в дверь постучался слуга, приглашая заигравшихся на ужин. Пока ждали мальчишек, которые убежали мыть руки, Ирина обратила внимание на грусть на лице Анны:
— Аннушка, а что ты грустная, задумчивая?
Строганова замялась и выдохнув сказала:
— Что-то Николай Ворсович сегодня не приехал, вот, думаю, не обидела ли я его вчера.
— Да уж, — подумала про себя Ирина, которая не знала радоваться или огорчаться, что у Путеева и Строгановой возникли чувства друг к другу, скорее всего родня Анны такой мезальянс не одобрит, и не навредит ли это Ирине и её семье?
А вслух сказала:
— Николай Ворсович глава уездной больницы, дел у него очень много, возможно срочный пациент. Я завтра еду в Никольский по делам, могу заехать в больницу, узнать.
Анна вцепилась в руку Ирины:
— Ирэн, прошу, возьмите меня с собой! Я уже хорошо, хорошо себя чувствую, вы же обещали!
Ирина вспомнила, что она и вправду обещала взять Анну с собой, познакомить с Софьей Штромбель, да и хромает Анна уже не так сильно. Тем более, что Леонид Александрович тоже едет, поэтому, в случае чего поможет, поддержит. И Ирина согласилась. На лице у Строгановой расцвела довольная улыбка. А Ирина подумала:
— Как же, в сущности, мало человеку надо для счастья…
Москов. Кремль. Утро того же дня.
Этим же утром барон Виленский обнаружил себя в гостевых покоях императорского дворца в Кремле. На небольшом диванчике в этих же покоях прикорнула Елена Михайловна. Возле кровати, на стульчике сидела женщина в белом халате и платке.
Виленский как ни пытался ничего не мог вспомнить, воспоминания обрывались на моменте, когда он получил записку от императора и, одновременно испугался, и обрадовался. Испугался, потому что было написано рукой Александра и только одно слово — срочно. А обрадовался, что появилась возможность сбежать от надоедливой леди Бейкер.
Виленскому очень хотелось пить, но слабость была неимоверная и ему пришлось разбудить сиделку. Вместе с сиделкой проснулась и сестра.
— Сережа, прости меня, прости, я не хотела, — запричитала Едена Михайловна, не дождавшись пока он допьёт воду, поднесённую сиделкой.
— Лена, сядь, не кричи, — от причитаний сестры у Виленского заболела голова и он поморщился. Сиделка тут же отреагировала и со словами:
— Сейчас доктора позову, — выскользнула из покоев
Но старшая Виленская не собиралась садиться, напротив, она рухнула на колени и с покаянным видом поползла к кровати на которой лежал барон.
— Прости меня Серёжа, это же я змею в дом привела, а… — дальше продолжить она не смогла, потому что баронессу начали душить рыдания
Но Виленский перебил сестру:
— Лена, успокойся, сядь и всё мне расскажи, я ничего не помню
Но рассказать Елена Михайловна ничего не успела, пришёл доктор и стал осматривать и обстукивать пациента, при этом приговаривая:
— Да вы, Сергей Михайлович, в рубашке родились, можно сказать второй день рождения у вас сегодня. Ведь если бы вы во дворец сразу не приехали, то всё, хоронили бы вас на третий день
Со стороны уже почти успокоившейся Елены Михайловны снова раздались рыдания.
Дверь распахнулась и в комнату вбежал император:
— Серж, как же ты нас напугал!