- Нет, - сказал он, привстав, потом снова хлопнулся на стул и заглянул под кровать. - А это что такое?
Вуниер раскрыл глаза и тоже хотел заглянуть под кровать, но передумал.
- Ты о чем?
- Там шевелится что-то. Я думал - это тень, но оно очень темное, чернее тени. Наверно, если сунуть туда руку, она отмерзнет и уплывет в четвертое измерение. На веретено похоже. С фут длиной. Вот - опять шевелится!
Вуниер стрельнул глазами в сторону кровати и уставился на Джима.
- Ну, мне пора, - сказал он. И с деланной небрежностью добавил: - Ты уж сам займи своего гостя. - А потом убрался из комнаты очень быстро
Джим громко засмеялся, как только решил, что Вуниер его не услышит. То, что он будто бы видел, Джим позаимствовал из романа Филипа Уайли название он позабыл, - но не знал, правда ли Вуниер поверил, что под кроватью что-то есть, или просто испугался, что на Джима "накатило".
Через минуту, однако, настроение Джима сделалось какимто полосатым и черным, и красным. Точно фазы тока. Депрессия, перемежающаяся со злостью. Психологи говорят, что депрессия - это злость, направленная против себя самого. Как же можно тогда за одну минуту испытать обе эти напасти - словно выключателем щелкают туда-сюда? Пожалуй, он и правда вот-вот сбрендит.
МАНИАКАЛЬНОЕ СОСТОЯНИЕ ВЫЗЫВАЕТ СИЛЬНУЮ ДЕПРЕССИЮ.
Надо будет прилепить это в туалете. Он докажет им, что их чертов неуловимый Алый Буквовщик - не единственный, кто способен нанести удар из тьмы.
У него даже своей одежды нет. И денег нет. Отними у мужчины или женщины все имущество и деньги - и вот перед тобой человек, лишенный всякого мужества и всякой женственности. Это уже и не человек. Если он только не индийский факир и не йог, не часть общества, в котором такие люди считаются святыми. В этом мире человека делают одежда и деньги здесь только король может ходить голым, оставаясь человеком.
У него нет ничего.
Все так же сидя на стуле и глядя в ничто, на ничто, глядящееся в зеркало, Джим почувствовал, что чернота уходит. Она сменилась красным, красным, захлестнувшим каждую клеточку тела и мозга.
Но у человека, который испытывает гнев, кое-что уже есть. Гнев - это позитивная величина, даже если ведет к негативным действиям. В одном стихотворении, которое он читал когда-то давно, говорилось - как же? Джим не помнил наизусть... Ярость сделает свое там, где разум бессилен.
Джилмен Шервуд, один из больных, просунул голову в дверь.
- Эй, Гримсон! Через десять минут групповая терапия!
Джим кивнул и встал со стула.
Он знал теперь, кого выберет. Кем станет.
Это будет Рыжий Орк, властитель-злодей, самый опасный враг Кикахи. Подлый и свирепый сукин сын. Всех лягает в зад, потому что у самого задница красная.
ГЛАВА 4
3 октября 1979 г, Хэллоуин (Канун дня всех святых)
Что-то разбудило Джима еще до того, как зазвонил будильник. Мутными со сна глазами он посмотрел вверх. Трещины на потолке медленно складывались в карту хаоса. Или это начальный набросок какого-нибудь зверя или загадочного символа? Новые трещины ответвились от старых с тех пор, как он вечером лег спать.
Звон будильника заставил его подскочить. Дзыынь! Проснись и пой! Подымайся, ленивец! Двигай! Двигай! В атаку, вперед!
Утреннее солнце светило сквозь тонкие желтые занавески, и видно было, как из трещин сыплется белая пыль.
Земля под домом шевельнулась и тряхнула его кровать. Прямо под ним, в давно заброшенных горных выработках под Бельмонт-Сити, что-то сдвинулось или осыпалось, и дом Гримсонов еще чуть-чуть просел или покосился.
Три месяца назад за четыре квартала от их дома два соседних здания провалились во внезапно открывшуюся яму два фута глубиной. Теперь они стояли, прислонясь друг к другу, а веранды с них и спереди и сзади сорвало. Раньше между ними было шесть футов расстояния, а теперь их втиснуло в дыру рядом, и они торчали, точно две очень большие и очень твердые свечки у великана в заднице.
Толчок, происшедший минуту назад, выдернул Джима, словно форель на крючке, из кошмара. Но Джим стонал и скулил во сне не потому, что увидел какое-то чудовище. Это был черный на черном сон, где ничего, совсем ничего, не происходило.
Джим приказал себе поднять свои усталые кости с постели. "С песней на устах". Угу. С песней вроде "Хмурого воскресенья". Только сегодня-то среда, день всех душ.
Комната была очень мала. Семь больших плакатов были пришпилены к выцветшим обоям с красными розами на светло-зеленом фоне и к обратной стороне двери. Самый большой изображал Кейта Муна, великого и недавно сошедшего с ума барабанщика группы "Ху". А самый яркий представлял пятерых членов "Хот Вотер Эскимос", местной рок-группы. "План" Диллард блюет в саксофон; Вероника Паппас, "Поющая дырка", кажет микрофон из-под кожаной мини-юбки; Боб Пеллегрино, "Птичкина кака", производит мастурбацию барабанной палочке; Стив Ларсен, "Козел", взвалил на горб гитару; Сэм Вайзак, "Ветряк", брякает по клавишам. Над этой мерзкой компашкой висела дюжина коровьих колокольчиков, вместе напоминающих НЛО в полете. Вблизи и при ярком свете можно было разглядеть тонкие проволочки, прикрепляющие их к потолку.
Джим в рваной зеленой пижамной куртке, красных пижамных штанах и черных носках вылез из постели и открыл дверь. Точно, она открывается туже, чем вчера. Джим прошел налево по темному холлу. Тускло-зеленый ковер на полу совсем протерся. В тесной ванной Джим зажег свет. Взглянув в зеркало, он поморщился. Под кожей назревал третий прыщ. Рыжие усики еще немного подросли со вчерашнего дня. В уик-энд придется побриться. Тупое лезвие (отец их хранит, потому что новые слишком дорого стоят) поцарапает его, сдерет корочку со свежевыдавленных прыщей, и из них пойдет кровь.
Джим помочился в раковину. Так он помогал своему отцу, Эрику Гримсону. Эрик всегда разорялся, что, если часто спускать воду, слишком много надо платить по счету. А еще это была маленькая, хоть и тайная месть Джима их домашнему тирану, в каждой бочке затычке.
Стоя над раковиной, Джим изучал себя в зеркале. Большие синие глаза у него от обоих родителей: и от норвежца-отца, и от венгерки-матери. Рыжеватыми волосами, длинной челюстью и выступающим подбородком наделил его Эрик Гримсон. Маленькие уши, длинный прямой нос и слегка восточный разрез глаз - это дары матери, Евы Наги-Гримсон. Рост шесть футов и полдюйма - это от отца. Джиму надо подрасти еще на три дюйма, чтобы сравняться с виновником своих дней. Старик у него жилистый и узкоплечий, но Джиму широкие плечи достались с материнской стороны. Братья у матери хоть и малы ростом, зато крепкие и мускулистые.