Полицейский, который вел расследование, не был, на мой взгляд, тем, кому хотелось доверять. Это был высокий и худой человек с внушительными усами. У него, если можно так сказать, был какой-то тощий или голодный вид, жесткий взгляд, то ли из-за природной жестокости, то ли из-за какого-то горького разочарования, я не могла определить точно.
Не могу сказать, что в его поведении так быстро вызвало у меня к нему антипатию. Возможно, причина в его властном обращении со всеми нами, посетителями бара, или в грубости его обращения с персоналом, как отеля, так и со своими подчиненными. Или его высокомерие, с которым он объявил всем нам, что виновники — и здесь он посмотрел на нас так, словно считал, что каждый по-своему виноват в случившемся — будут скоро задержаны.
Джонатан и Лукас, который, как мне показалось, был хорошо знаком полиции, были вызваны для опознания украденного предмета, затем всех посетителей быстро допросили, взяли адреса и телефоны, по которым их можно было бы найти, и отпустили.
Джонатан проводил меня до такси. Полиция попросила его задержаться, чтобы помочь следствию. Журналисты не заставили себя долго ждать, и скоро толпа репортеров и зевак уже бродила у отеля.
— Я повторю свой вопрос, — сказала я. — Разве место этих предметов не в музее?
— Туше!
— Я серьезно. Как Гомесу Ариасу удается вот так запросто под стеклом в баре хранить предметы, представляющие историческую ценность?
— Может, ему хочется показать свою коллекцию народу?
— Народ вообще-то в его бар не ходит, — с раздражением сказала я. — Скорее всего он делает это для тех, кто сюда ходит, чтобы знали, что он может себе это позволить. Интересно будет посмотреть, как он переживет потерю части коллекции.
На этом мы пожали друг другу руки, и я отправилась на такси обратно в «Каса де лас Буганвильяс». К тому времени, когда я вернулась в отель, новость уже разлетелась, и гостиница напоминала гудящий улей.
Алехандро, пребывающий в угрюмом настроении, вместе с отцом стоял за конторкой портье. Его взгляд потеплел, когда он меня увидел.
— Видел тебя по телевизору, — сказал он.
Неожиданно я почувствовала, что дико устала.
Даже на ужин не осталось сил. Я рассказала Алехандро о своих приключениях, и он предложил сходить для меня за миской сопа де фрихоль, похлебки из черных бобов, приготовленной его матерью. Я с благодарностью приняла его предложение.
Я приняла душ, затем в дверь постучали. Это была Иза, которая принесла похлебку, свежий сыр и хрустящие тортильи. Поставив еду на приставной столик у окна, она притянула к себе стул со словами: «Ну, рассказывай».
Я с облегчением рассмеялась. Прямо как в старые добрые времена. Я рассказала ей все, что произошло.
— Я видела по телевизору, — сказала она. — Группировка, которая называет себя «Дети Говорящего Креста», взяла ответственность за ограбление, заявив, что вернет статуэтку законным владельцам, а именно майя.
— Эти «Дети Говорящего Креста» — они, ну… главная террористическая группировка или что-то в этом роде? Я никогда о них не слышала.
— Насколько я знаю, о них никто не слышал, — ответила Иза. — Я уж точно не слышала.
— Определили, что это была за статуэтка? — спросила я, вспомнив о Джонатане и Лукасе.
— Да, на месте преступления случайно оказались два археолога. Твои друзья? Они сказали, что это было вырезанное из камня изображение божества, крылатой змеи, которую называют Ицамна.
После того как Иза взяла тарелки и спустилась вниз к семье, я забралась в кровать.
Несмотря на усталость, я никак не могла заснуть. Я оказалась между двух огней. Моя вина или, скорее, большая ошибка заключалась в том, что Изе я рассказала не все. Я не знала, стоило ли рассказывать ей, что в «Эк Баламе», несмотря на маску на лице, я узнала Алехандро? Должна ли я была сказать это ему? Или федеральной полиции? Но я вспомнила того полицейского и решила, что как раз полиции я ничего рассказывать не буду.
Акбаль
Давным-давно у меня был приятель, который каждому, кого знал, он давал характеристику того или иного автомобиля. Самым нелестным считалось сравнение с фургоном эконом-класса.
Я была, как он мне говорил, похожа на «тандерберд» с откидным верхом 1956 года выпуска. Не слишком разбираясь в машинах, как в старинных, так и в современных, я не понимала, что это означало. Но однажды, спустя пару лет после нашего расставания, я оказалась на шоу классических автомобилей и увидела эту машину: серебристая, она стояла на вращающейся платформе. Возможно, я нравилась ему больше, чем мне казалось.