Но я рос, читая о знаменитых британских исследователях и археологах. Когда мои друзья мечтали стать военными и политиками, я жадно читал истории об открытии усыпальницы Тутанхамона Говардом Картером и лордом Карнарвоном, о сэре Леонарде Вуллей в Месопотамии, о сэре Артуре Эвансе в Кноссосе на Крите. Сколько я себя помню, я всегда хотел стать археологом.
— Разочаровался?
— Конечно. Я мечтал о славе и богатстве, но в действительности серьезные открытия случаются нечасто. И у меня нет своего лорда Карнарвона, чтобы субсидировать мои исследования. Но жизнь редко протекает так, как нам бы хотелось, и любое занятие со временем теряет былую привлекательность.
Если честно, то жизнь врача с Харлей-стрит никогда меня не привлекала, как и место в палате лордов. Оно перейдет к моему старшему брату. Когда наш престарелый отец умрет, его там с радостью примут.
Мы оба молчали несколько секунд. Я немного поразмышляла о разочарованиях собственной жизни, о том, как я с нуля подняла свой бизнес, развивала его, как переживала трудности первых лет. Я совершила только одну ошибку — я вышла замуж за своего первого служащего, дизайнера по имени Клайв Свейн, и в качестве свадебного подарка отдала ему половину бизнеса.
Вдруг Джонатан наклонился и взял меня за руку:
— Единственное, о чем я сожалею, это то, что мне не удалось найти женщину, которая согласится терпеть мои путешествия и время от времени разочаровывающий образ жизни… По крайне мере, пока не удалось, — сказал он, сжимая мою руку.
Мы отправились обратно в отель, и, улучив минутку, когда за конторкой портье никого не было, я стремительно увлекла его вверх по ступенькам. Когда вы останавливаетесь у друзей ваших родителей, иногда приходится вести двойную жизнь.
Вечером, когда мы лежали, обнявшись, Джонатан сказал:
— Я думал о том, что ты сказала мне в тот день в морге, о полицейском расследовании убийства дона Эрнана.
— Угу.
— Похоже, ты права. Мартинес — странный парень. В этом расследовании что-то не так.
— Ага.
— Ты ходила в морг еще раз?
— Да.
— И?
— Возможно, дона Эрнана убили за городом. На его брюках и обуви была пыль, а также следы лесной растительности.
— Быть может, мы сами проведем маленькое расследование?
— Например? — осторожно спросила я.
— Ну, дон Эрнан зачем-то вызвал тебя сюда. Может, мы постараемся выяснить, что это было за дело.
— Я подумаю над этим, — уклончиво ответила я.
Мы заснули.
Рано утром он проснулся и начал собираться. Нам обоим не хотелось, чтобы его видели выходящим из парадной двери, поэтому я показала ему, как можно уйти через окно в ванной, а он сказал, что снова почувствовал себя подростком.
Бен
По одному из странных стечений обстоятельств, которые отклоняют, а то и полностью меняют ход истории, Эрнандо Кортесу удалось прибыть в Новый Свет в год один-Бен, также оказавшийся годом, в который, по предсказаниям ацтеков, из восточного моря вернется Кецалькоатль.
Предположительно, бледнолицые и бородатые испанцы, облаченные в доспехи и украшенные перьями шлемы, имели случайное сходство с местным представлением о светлокожем змеином божестве. Одно можно сказать с уверенностью: они пришли оттуда, откуда ждали то божество.
Месоамериканский эквивалент года был равен тремстам шестидесяти дням, которые образовывали восемнадцать циклов цолкина — периода в двадцать дней — плюс еще пять дней в конце года, которые считались плохими днями. Так их календарь приводился в соответствие со знаниями майя о солнечном годе. Название солнечному году давал день, с которого год начинался. Не вдаваясь в подробности, отмечу, что цолкин и год, в нашем случае один-Бен, наступал в одной и той же комбинации каждые пятьдесят два года. Кортесу повезло.
Результатом этого совпадения стало то, что Кортеса и его армию, по крайней мере некоторое время, принимали за богов и относились к ним с соответствующим уважением и трепетом. Кортесу удалось закрепить это психологическое преимущество, и к 1521 году, всего спустя два года после своего прибытия, он завоевал ацтеков.
В 1697 году испанцы покорили индейцев ица, ставших последним покоренным племенем из всех месоамериканских племен. Примечательно, что произошло это в начале Катуна-восемь-Ахау. Катун или двадцатигодичный цикл, всегда означал для ица приближение опасности. К тому времени испанские генералы, видимо, уже разбирались в календаре майя, не забывая о собственной выгоде.