Монтана начала готовить нам поесть, а я наблюдала за ней, и в голове у меня было пусто.
Я никогда не была из тех, кто любит поговорить, когда впадаю в угрюмое настроение, поэтому она молчала, пока работала. Я надеялась, что она знала, что я дорожу ее обществом, пока пытаюсь разобраться в своих бушующих эмоциях. Монтана знала меня лучше, чем кто-либо в этом мире, и мы вместе переживали дни и похуже этого. Если и был кто-то, кто знал, что мне нужно прямо сейчас, то это была она.
На мгновение в здание проник ветер, и дверь, в которую вошли Джулиус и Магнар, приоткрылась. С помощью моих даров до меня донеслись их голоса, и я села немного прямее, услышав свое имя.
— Келли знает, что я никогда не причинил бы ей вреда… — сердито прогрохотал Магнар.
— Нет. Она не знает, — огрызнулся Джулиус в ответ. — Разве ты не помнишь, что чувствовал, когда отец подчинил тебя своей воле во время твоего обучения? Я помню, как ты замышлял подсыпать ему в еду гнилые грибы, чтобы его несколько ночей тошнило и это дало бы тебе некоторую передышку. По крайней мере, до тех пор, пока ты не понял, что он просто заставит тебя убирать его блевотину.
— Да, я ненавидел, когда у меня крали мою волю. И из-за этого мне удалось сломить его контроль надо мной меньше чем за год! — Возразил Магнар.
— Ты не можешь просто предполагать, что все такие, как ты, — раздраженно ответил Джулиус. — Ты говорил мне, как много она значит для тебя, и все же твои действия говорят об обратном. Ты мог убить ее сегодня, Магнар. Ты понимаешь это? И все потому, что ты злишься на нее за то, что она не может контролировать!
— Фабиан Бельведер все еще дышит из-за этой отметины у нее на руке. Я позволил ему жить ради нее. Я не мог дать ей большего доказательства своей преданности…
— И все же, когда она попыталась объяснить причину, по которой ей пришлось просить тебя об этом, ты злоупотребил доверием, которое она оказала тебе, когда ты являлся ее старейшиной, — возразил Джулиус.
— Ты же знаешь, что я никогда не хотел, чтобы она оставалась снаружи в такую бурю, — прорычал Магнар. — Тебе кажется, что я недостаточно раскаиваюсь из-за этой ошибки?
— В этом-то и проблема: ты не должен был совершать подобную ошибку. Тебе никогда не следовало быть ее старейшиной. Твои чувства к ней все слишком усложняют. Ты вообще помнишь, что бы отец когда-нибудь подвергал тебя опасности одним из своих приказов? Или как мать подвергла опасности меня? Ты связан с ней всего несколько дней, и тебе удалось сделать это дважды.
— Я знаю, но… — Голос Магнара понизился, и я пропустила то, что он сказал дальше.
— Ну, если это так, то тебе нужно это исправить. Ты нужен ей сейчас, и я, честно говоря, не знаю, как ты собираешься разгребать эту кашу.
Воцарилась тишина, и я взглянула на Монтану, гадая, слышала ли она их тоже. Она чем-то наполнила металлическую кастрюлю и была занята помешиванием, не подавая виду, что подслушивала разговор братьев.
— Я буду жалеть, что позволила тебе готовить для меня? — Я поддразнила ее, когда она заметила мое внимание.
Ее попытки готовить для нас в Сфере часто заканчивались чем-то слишком похожим на древесный уголь. Папа часто говорил, что она могла бы поджечь воду, если бы у нее был хоть малейший шанс на это.
— Ты и сама знаешь, что это несправедливо, — запротестовала она, указывая на меня липкой ложкой. — Это были всего лишь запеканка и омлет…
— А еще суп и макароны. И я почти уверена, что однажды ты угостила меня яблоком, которое явно отдавало дымком…
— Заткнись! — Она швырнула в меня ложкой, и я рассмеялась, когда часть ее кулинарного творения забрызгала мой рукав. Я собрала это на палец и слизнула.
— Хммм, — сказала я, распробовав вкус овсянки. — На вкус… подкопченная.
— Это не так. — Она снова рассмеялась, разливая ложкой овсянку по тарелкам, и я не смогла удержаться от улыбки.
— Я скучала по этому, — сказала я, когда она передавала мне переполненную миску с торчащей из нее ложкой. — Я имею в виду, я скучала по таким мелочам, как эта. Кто бы мог подумать, что я буду мечтать спать на полу или притворяться, что не слышу, как папа будит нас по утрам… или о плохо приготовленной еде.
Я тяжело вздохнула, когда потеря нашего отца снова навалилась на меня, но я игриво улыбнулась ей, поднося ложку ко рту. Тьма не могла завладеть нами прямо сейчас; я просто хотела искупаться в радости от того, что она вернулась, а не погрязнуть в печали нашего горя.
Мне пришлось подавить желание застонать от удовольствия, когда овсянка скатилась к моему животу. Я отказывалась от еды, которую предлагали Бельведеры во время моего пребывания у них, и не ела почти два дня.