Фабиан резко встал, его смех наполнил воздух, когда он увидел что-то глазами своего новоиспеченного Фамильяра. — Деревня близко! Вставайте, пойдемте к ним и утолим нашу жажду.
— Фабиан, — прорычал я, тоже поднимаясь. — Я не буду частью еще одной бойни.
— Мы и не обязаны, — горячо сказала Кларисса, откидывая с шеи влажные локоны и улыбаясь мне. — Мы можем притвориться, что мы боги, и заставить их поклоняться нам. Они добровольно отдадут нам кровь.
— У меня это всегда срабатывало, — согласился Майлз.
Мне не нравилась идея следовать примеру моих братьев и сестры, но сейчас у меня не было особого выбора. И все было лучше, чем безжалостное убийство невинных. Какими бы всемогущими богами мы ни были.
М
ы с Джулиусом стояли в темной комнате внизу, и по моей коже побежали мурашки, когда ледяной ветер ворвался через дыру в стене. Возможно, я и отморозила себе сиськи, но Келли нужно было время, чтобы разобраться с Магнаром, и я должна была уважать это. Даже если я все еще злилась на него за то, что он с ней сделал. Возможно, он этого не хотел. И если она сможет найти способ простить его, то, полагаю, мне тоже придется это сделать. Но если он проделает с ней еще один подобный трюк, я не спущу этого ему с рук.
— Итак, Монти, — сказал Джулиус с широкой насмешливой улыбкой, отправляя в рот ложку овсянки.
Я нахмурилась. — Мне уже не нравится один из вас, истребителей, давай не будем добавлять к этому списку и второго.
— Но Келли называет тебя Монти.
— Ей разрешено, — сказала я, скрестив руки. — И только ей.
Продолжая есть, он улыбнулся еще шире, и я слишком хорошо знала, что Джулиус не забудет это имя в ближайшее время.
— Дитя луны, — шепот наполнил мое ухо и заставил учащенно биться мой пульс. Но это был не Кошмар, это было что-то… другое.
Энергия пронеслась по комнате, наполняя воздух электрическим зарядом. Волоски у меня на руках встали дыбом, и осколок льда вонзился мне в грудь.
Джулиус перестал есть, его лицо стало жестким, пока он оглядывал комнату.
— Покажись, — прошипел он.
— Кто здесь? — Прошептала я, подходя ближе к нему и касаясь рукояти Кошмара там, где он был прикреплен к моему бедру.
Джулиус не ответил, но принял угрожающий вид и изменил позу.
Сюда, Дитя Луны.
— Ты это слышишь? — Спросила я, и Джулиус кивнул в подтверждение.
Ледяной поток заструился по моим венам, растекаясь по мышцам и беря под контроль мои движения. Я ахнула, страх пронзил меня, когда мои ноги понесли меня через дверной проем слева от меня.
— Джулиус, — выдохнула я, не в силах ни обернуться, ни обнажить Кошмар, ни вообще что-либо сделать, чтобы остановить это.
Комната, в которую я попала, подверглась воздействию непогоды, стены низко обвалились с двух сторон, и повсюду был разбросан мусор. На одной из уцелевших стен висело овальное зеркало в вычурной раме, украшенной серебряными цветами, выглядевшее неуместно в этом заброшенном доме.
Мое дыхание замедлилось, поскольку присутствие продолжало контролировать меня, притягивая к зеркалу, как будто я была одним концом магнита, а оно — другим.
Здесь целой оставалась только половина крыши, дыра в потолке надо мной позволяла дождю хлестать по нему водопадом. Когда я шагнула через водный поток к зеркалу, звуки шума дождя внезапно стали приглушенными.
Я услышала, как Джулиус зовет меня по имени, но это было так отдаленно, словно далекое эхо из совершенно другого мира. Я не могла повернуться, чтобы найти его, когда приблизилась к зеркалу, из которого на меня смотрело мое отражение. Только это была не я.
На голове у меня была серебряная корона, а кроваво-красное платье струилось вокруг моего тела, как жидкость. Моя кожа была мертвенно-бледной, глаза широко раскрытыми и манящими, а губы темно-малиновыми. Я моргнула, но отражение этого не сделало. Она улыбнулась, как будто знала меня, склонив голову набок и подзывая меня ближе. Когда она заговорила, то сделала это моим голосом, и не моим одновременно. Он был ритмичным и сладким, как будто был создан для того, чтобы я ловила каждое слово.
— Это то, что ты хотела узнать?
Я приоткрыла рот, чтобы заговорить, но не смогла произнести ни слова. Я не была уверена, страх ли или какая-то другая сила удерживала меня от ответа, только то, что у меня язык не поворачивался ответить.
Мое отражение подняло руку, проводя пальцем по губам, показывая причину, по которой они были такими красными. Кровь.