– Принято, босс, – сказал Фаиз и подмигнул ей, но так, чтобы никто не видел.
Остальная команда – лучшие ученые и техники империи, которых отобрал и поставил под ее командование лично высокий консул, повернулись обратно к дисплеям. В научных вопросах миссии ее приказы имели полную силу имперского закона. Никто в команде никогда не спорил.
Вот только, конечно, не все входили в ее команду, и не все попадало в категорию «научных вопросов».
– Сама доложишь ему, что у нас намечается пробуксовка, – спросил Фаиз, – или это сделать мне?
Она снова с тоской взглянула на экран. Наверняка в алмазе есть структуры. Как выцветшие чернила в рукописном тексте, которые могут указать путь дальше, привести к еще одной загадке, еще одному откровению, еще одной необъяснимой странности. Не хотелось никому ни о чем докладывать. Хотелось просто искать.
– Я сама, – сказала Элви и направилась к лифту.
* * *
Адмирал Мехмет Сагаль человеком был огромным, словно гора, с угольно-черными глазами на плоском, как тарелка, лице. Будучи военным начальником миссии, он большей частью предоставлял ученым полную свободу действий. Но в случаях, когда ситуация требовала взять командование на себя, он бывал неумолим и непреклонен, как та самая гора. И совещания в его спартанском кабинете всегда воспринимались как наказание, словно вызовы к школьному директору за списанную контрольную. Элви злило, что она выступает в роли просительницы перед военным руководством. Но в Лаконианской Империи именно военные всегда занимали вершины власти.
– Доктор Окойе, – сказал адмирал Сагаль. Он почесал переносицу толстыми, как сосиски, пальцами и посмотрел на нее с той смесью нежности и снисходительного раздражения, с какой, бывало, она глядела на своих детей, поймав за какой-нибудь шалостью. – Как вы знаете, мы сильно отстаем от графика. Я приказываю…
– Эта система невероятна, Мет, – прервала она. Использовать прозвище было, пожалуй, немного чересчур, но он стерпел. – Слишком невероятна, чтобы из-за спешки просто пройти мимо. Нам нужно время, чтобы обследовать артефакт, прежде чем вы расчехлите катализатор и начнете все взрывать!
– Майор Окойе, – Сагаль обратился к ней по званию, ненавязчиво указывая ее место в цепи командной иерархии. – Как только ваша команда закончит сбор первичных данных, мы, как нам и было приказано, запустим катализатор и выясним, представляет ли эта система военную ценность.
– Адмирал, – Элви, понимая, что напор не сработает, раз он в таком настроении, перешла на спокойный, уважительный тон. – Дайте мне немного времени. Мы еще нагоним отставание. Дуарте для того и дал мне самый быстроходный корабль в истории человечества, чтобы я больше времени тратила на науку и меньше на дорогу. Вот об этом я сейчас и прошу.
Напомнить Сагалю, что у нее прямая линия с высоким консулом и что тот настолько ценит ее работу, что даже выделил ей отдельный корабль – уже далеко не так ненавязчиво.
Сагаль не шелохнулся.
– У вас двадцать четыре часа на сбор данных, – сказал он и сложил руки на обширном животе, словно Будда. – И ни минутой больше. Сообщите команде.
* * *
– Вот из-за такой косности мышления при лаконианском правлении стало невозможно заниматься нормальной наукой, – жаловалась Элви. – Лучше бы я заведовала кафедрой биологии где-нибудь в университете. Я слишком стара, чтобы бодро брать под козырек.
– Согласен, – сказал Фаиз. – И все-таки мы здесь.
Они с Фаизом вернулись в каюту, чтобы принять душ и по-быстрому перекусить, прежде чем Сагаль и его штурмовики достанут живой образец протомолекулы и наверняка погубят артефакт возрастом в миллиарды лет, просто из желания посмотреть, не выйдет ли из «бум» чего-нибудь полезного.
– Раз из него нельзя сделать отличную бомбу, кого волнует, что он будет уничтожен!
С этими словами она резко развернулась к Фаизу, и тот отскочил на полшага назад. До нее дошло, что она все еще держит в руке обеденную тарелку.
– Я не собираюсь швырять ее, – сказала она. – Я не швыряюсь вещами.
– Швыряешься, – ответил он. Он тоже постарел. Некогда черные волосы почти полностью поседели, а от уголков глаз разбегались смешливые морщинки. Она не против. Ей нравилось, что смеялся он чаще, чем хмурился. Он и сейчас улыбался. – Раньше очень даже швырялась.
– Да я никогда… – начала она, удивляясь про себя, неужели он и вправду испугался, что она в сердцах метнет в него тарелкой, или же он просто дразнил ее, желая немного развеселить. Несмотря на десятилетия совместной жизни, порой трудно было угадать, что происходит в его голове.