— Дпфффрхавффр…? — пробурчал я, глотая из бутылки. В переводе это значило «Они их тут солят, что ли?».
Ответа у мироздания не было. Я лежал, смотрел вверх по причине лежачей позы, пил вино и пытался… что пытался? Не знаю, погрузиться еще больше в пьяное спокойствие? Наверное. Здесь было хорошо, тихо, никого из людей, никто не орёт, никто не смотрит на меня взглядом «ну давай поправь всё, чтобы оно было светлым и радостным!». Замечательное место, замечательное игристое, замечательный я.
…только вот корона, сука такая, раздражает! На глаза лезет! Сбивает с мысли! А я тут думать пытаюсь. О своем, о наболевшем.
В общем, я начал кидаться в ненавистную корону разной фигней из инвентаря. Туда постоянно что-то попадает между делом. Шкурки, куски рогов, скелетики, камушки разные. Из-за этого… как его, «Ведающего охотника». Ухвачу что-нибудь, да суну, а потом забываю. Вот теперь и нашлось применение, сбить проклятую фигулину!
Занятие меня неожиданно увлекло, благо мусора было завались, так что я пил и кидал, кидал и пил. Проявлял истинно классовую ненависть! Мазал, конечно, безбожно, но ведь могу и горстями! А силушки много! Как дробовиком… ик! …выходит.
Ну и сбил её к ядрене фене. Правда, почувствовать моральное удовлетворение не успел, так как массивный золотой обруч, взяв в подруги безжалостную стерву гравитацию, со всей своей дури блямзнул мне по лицу!
В глазах замельтешило. Да нет, всё намного хуже, зрение пропало нафиг! Сплошь какая-то пестрота, таблички, цифры, вопросики, еще таблички. Ну вот, доигрался. Или допился? Чего там?
Разобрать было очень сложно, но я был вдумчив, зорок, внимателен к мелочам и… ничего не понимал. Мешала одна табличка, висящая перед всеми и не шевелящаяся с места, несмотря на все мои усилия. Там был какой-то текст, какие-то закорючки…
«***рия ****ц*** не ***** вла****. Вы хотите ****ть в**д**е?»
— Ч-то за… лицензивонное соглашательство?! — пьяно возмутился я, пытаясь мыслью попасть в «НЕТ», которое было где-то там рядом с «ДА». Нафиг мне это всё, верните зрение, я хочу лежать и думать о высоком! Мне не нужно переустанавливать винду! И устанавливать различную гадость!
Ну вот, дотыкался, попал в «ДА». Ладно, проклятая табличка исчезла, а остальные шевелятся. В смысле не сами, а я их шевелю, поэтому могу ушевелить их с глаз долой и из сердца вон. Всё, наконец-то я снова вижу! Но плохо. Что-то мешает, давит на морду лица. Попытки поднять руку ничего не дали, а вот блестящая идея повернуть лицо набок принесла мне желанное облегчение и небольшой звон в ушах от упавшего на мол предмета. Тот вскоре исчез, печально прозвенев по полу, а я, убаюканный мыслью о восстановлении мирового порядка, не нашел в себе сил вернуть рожу в исходную позицию… и заснул.
— Вот он где! — прервал мой блаженный сон женский раздраженный голос с визгливыми нотками, — Мы с ног сбились! Мы волновались! А он спит! Нажрался, скотина, и спит себе! Гад! Козёл! Сволочь! Почему без нас!?
— Ой, сколько бутылок возле трона…, - протянул еще один голосок, бывший куда милее и почему-то навевающий мне сплошь эротические фантазии грязного толка.
— А он спит! Мы волнуемся, а он дрыхнет! Под окнами тысячи разумных орут, а он почивать изволит! — зарычал менее нежный голосок, от звуков которого мне тут же почудилось, что дальше пребывать в покое и согласии явно не судьба.
Так, стоп, какие нафиг тысячи? Какого народу?
Сделав над собой усилие, я раскрыл глаза, а затем попытался встать на ноги, но что-то пошло не так, в результате заставив меня, под победный вопль кого-то рыжего «Пьянь!» с грохотом покатиться… по ступенькам. Ну, это помогло прийти в себя.
— Я не сплю! — медленно воздевая себя на ноги, оповестил я окружающих, то есть гневно сопящую Тами с руками в боках, да Матильду, прижавшую свои верхние конечности к собственной груди в молитвенном жесте, — Что за шум, а драки нету?
— Мач! — рявкнула рыжая, надуваясь как маленький шарик, а затем, внезапно, выпучив на меня глаза, замерла соляным столбом. Совсем замерла, так и осталась надутая.
Тревожненько.
— Чего это она? — пробурчал я, обдавая себя одним «жаром души» за другим. Похмелье с игристого было жутким.
— Не знаю, — мотнула локонами блондинка, с любопытством тыкая гномку пальчиком в щеку, — Эйййй, Тами! Ты живая?
— Ваше величество! — удивительно писклявым голосочком выдала Мотоцури, не сводя с меня глаз. Потом, с трудом набрав в грудную клетку еще воздуха, выдавила куда более заикающимся тоном, — Ва-ше Ве-лиии-чес-тво?