Мои виски пульсировали. Это стало постоянным чувством, которое редко проходило, а когда оно проходило, его заменял ужас.
«Мы реально облажались, да? Но Амон любит тебя. Он отказался сдаваться, собрал спасательную группу и изо дня в день организовывал миссию». Папа улыбнулся сквозь слезы. «Вы, дети, справитесь лучше, чем мы».
Я не была в этом так уверена, но мне не хотелось беспокоить его еще больше. Я мог бы упрекнуть его в том, что он плохо со всем справляется — он был косвенной причиной романа с мамой, непреднамеренно стал причиной ее смерти, не был рядом, когда мы с Фениксом нуждались в его эмоциональной поддержке, и в том, что он не позволял нам найти любовь на наших собственных условиях. Ему вообще не следовало заключать брачный договор. Это было варварски и чертовски неправильно.
Но ничто из этого не сможет исправить то, что произошло, и теперь не было смысла играть в игру с обвинениями.
«Где Феникс?» — спросил я, не заметив, как поникло его лицо.
«Я заберу твою бабушку, иначе она отберет мои яйца».
— В этом ты прав. Мы оба повернули головы и увидели, что она стоит в дверном проеме во всей своей красе. Ее глаза встретились с моими, и она подарила мне одну из своих сияющих голливудских улыбок. — Ты точно знаешь, как нас беспокоить, Рейна.
— Прости, бабушка, — прошептала я, поднимаясь на неустойчивые ноги.
Она покачала головой и подошла. «Я хочу прожить достаточно долго, чтобы увидеть своих правнуков, и я не уверен, что мое сердце сможет вынести что-то подобное снова».
Я вздрогнула от ее слов, и мои глаза метнулись к Папе, зная, что он не доживет до своих внуков. Не то чтобы я отдаленно думал о детях в этот момент.
«Где Феникс?» Я спросил еще раз, но все, что я получил, это печальное молчание. — Они не схватили ее, — прошептал я, отходя от них обоих. "Верно?"
Бабушка не давала места. — Они этого не сделали, — заверила она, нежно потирая мои руки. «Не беспокойся о Фениксе. Она в порядке."
Отчаяние и неуверенность в ее голосе были безошибочными. Мой желудок упал. Они понятия не имели, где она. Дрожь началась в пальцах ног, скользнула вверх по телу и впилась в костный мозг.
Паника росла и росла, пока не задушила меня. Оно захватило мое тело, и рай снова стал адом.
«Ты лжешь», — закричала я, бушующая буря собиралась в моей груди и разуме. "Где она?"
Поднялась паника, питающая меня страхом и безнадежностью. На меня нахлынули образы пыток, которые я перенес, за исключением того, что мое лицо было заменено лицом моей сестры.
Леденящий кровь крик пронзил мои уши сквозь звон. Звук исходил от меня? Я смотрел на женщину, которой я стал, словно сверху, присела на корточки возле пола, заткнула уши руками и плакала: Нет, нет, нет .
Потом укол. Комната закружилась. Я ахнул.
Бу-бум … Бу-бум … Бу-бум .
Мое сердцебиение замедлилось. Перед моими глазами кружились лица. Папа. У бабушки. Данте. Его. Маленький мальчик, чьи звезды поглотили меня много лет назад.
Затем мир потемнел, и тень ужаса исчезла. Я знал, что оно вернется.
19
АМОН
«О
окей, все вышли, — прохрипела я, укладывая Рейну обратно на кровать. Я ненавидел ее успокаивать. Это был неправильный способ помочь ей исцелиться. «Терапевт сказала не давить на нее, так почему я нахожу вас обоих здесь? Полагаю, теперь она знает о своей сестре? Черт побери. Ничего из этого не входило в ее план лечения».
Она была чертовски ясна в своих инструкциях. Почему никто не мог последовать за ними? Рейне нужно было время и пространство, чтобы ее не отвлекали вещи, которые она не могла контролировать.
«Я появился, а Томазо все еще был здесь». Клянусь Богом, бабушка Рейны была занозой в моей заднице. Если бы ее беспокойство за внучку не было таким глубоким, я бы отослал ее. «Я думаю, ей становится лучше», — спокойно заявила она, заставив меня задуматься. Она была чертовски слепа? «Ну, если не считать стресса из-за того, что Феникс недоступен».
И я, черт возьми, потерял это.
— Ее видимые шрамы заживают, — прошипела я, скользя глазами по желтеющим синякам на ее теле и ранам на коже. «Но есть и невидимые. Я знаю их, как будто они мои собственные. Увечья она скрывает от всех. Так что не говорите мне, что ей становится лучше.
Боль в глазах Дианы заставила меня пожалеть о резкости своих слов, но не настолько, чтобы извиниться. Время смотреть на вещи сквозь розовые очки давно прошло. Рейна была чертовски далека от того, чтобы стать лучше. Ее крики по ночам не давали всем спать. То, как она часами смотрела на пустое место на стене, не говоря ни слова, было еще хуже.