– Над ней все смеялись, – уже менее уверенно сказал Жоржик.
– Это конечно… Боюсь, над такими всегда смеются. Все бы ничего, только ведь лягушка понимает, что над ней смеются. И почему… Вот тем, кто не понимает, страдать не приходится…
В замешательстве облизнувшись, мальчик утер губы тыльной стороной ладони и только тогда с испугом спросил:
– А она страдает? Да?
Ему почему-то вдруг представилась Тоня, его старшая сестра, и вспомнилось, как после долгих уговоров в прошлом году отец все же заставил выйти ее на сцену. В спектакле была роль девочки, и Тоня подходила даже по описанию, какое дал автор. Несколько дней она шепотом разучивала роль, хотя, на взгляд Жоржика, слов у нее было совсем немного. Но едва ступив на сцену, Тоня разом забыла все до последней буквы, а выкручиваться, как брат, или импровизировать, как родители, она не умела. Отец подсказывал ей по тексту, и девочка пыталась что-то повторять, но отдельные реплики никак не складывались в нечто связное, а голос был совсем деревянным.
«…природа отдыхает», – долетел тогда до Жоржика обрывок фразы, и он испугался, что сестра тоже могла услышать, ведь они оба хорошо знали, как это звучит целиком.
И, видимо, хорошая акустика старого зала донесла до Тони эти обидные слова, потому что после репетиции Жоржик насилу отыскал ее под мраморной лестницей. Она сидела в темноте, обхватив колени, и хотя слез мальчик не заметил, но остро почувствовал то, что сейчас Клим выразил этим словом – страдает.
А Клим ничего не отвечал, водя длинным пальцем по высохшему надлому ствола, но и без его объяснений к мальчику пришло неожиданное и совсем взрослое осознание того, что он, оказывается, ничего не понял в этой пьесе, показавшейся ему простой и забавной. И, может быть, остальные тоже не поняли, даже мама, которая играла главную роль. Клим же, в свою очередь, понял: самое важное в его пьесе так и осталось никем не разгаданным. И, наверное, он уже вообще жалеет, что связался с «Шутихой», и думает, будто никто из них просто не способен понять…
– Нужно же было прийти и объяснить нам! – с обидой воскликнул Жоржик, неосознанно испытывая жгучее отчаяние художника, обнаружившего, что, создавая главное творение своей жизни, он намалевал рекламный щит.
Клим посмотрел на него как-то по-другому, чуть качнул головой и мягко спросил:
– А когда ты читаешь книгу, разве ты бегаешь к автору за тем, чтоб он объяснил, что имел в виду? Я свое сделал… Наверное, это просто вышло у меня не очень удачно, раз никто ничего не понял. Так бывает…
– Вы поэтому с нами в Испанию не ездили? – продолжая сердиться на себя, спросил Жоржик.
– На фестиваль? Да нет… Никто меня и не приглашал, между прочим.
– Как? – опешил мальчик. – А… Я… я думал… Но вы же автор!
Махнув рукой, Клим беспечно сказал:
– А, это ерунда! Из той же оперы… Я написал «Лягушку», теперь она живет самостоятельной жизнью. Мы не обязаны ходить с ней под руку.
– Там море знаете какое… И солнце.
– Вижу, – он тепло улыбнулся. – Ты вон как головешка.
– И Петька такой же! И Тоня. Да все наши!
– Погоди, погоди! О Петьке я уже слышал… А кто такая Тоня?
Возликовав оттого, что может хоть в чем-то просветить такого важного человека, Жоржик с достоинством произнес:
– Моя старшая сестра.
– Так вас трое детей?!
Жоржик вытаращил черные глаза и азартно воскликнул, радуясь тому, что разговор перестал быть таким мучительным для обоих:
– Ну да! Папа говорит, что он, как аист – только успевает маме детей приносить.
– И при этом она еще и играет, – как бы про себя проговорил Клим. – С ума сойти…
– Да не, нормально! – весело заверил Жоржик. – Мы же не двоечники какие-нибудь и не хулиганы. А Тонька вообще почти отличница. Она уже последний год будет в школе учиться, хочет после девятого в художественное училище поступить.
И опять, поддавшись сразу же возникшему доверию к Климу, громко прошептал:
– Хочет всем доказать, что на ней природа не отдыхает… Ну, вы же знаете, как говорят!
– Знаю, – серьезно подтвердил Клим. – Только ведь про вас этого никак не скажешь, если все трое на сцене.
С сожалением вздохнув, Жоржик ответил тоном мастера, горюющего о нерадивом ученике:
– Да Тоньку только в массовке выпускают… Папа ее ставит, чтоб она могла с нами на фестивали ездить. Не оставлять же одну! А то ведь знаете как – театр самодеятельный, отдел культуры может вообще денег не дать. Хорошо, что у папы друзья все богатые, помогают.
– Хорошо, конечно, – отозвался Клим таким голосом, что мальчик опять насторожился.
Внезапно он ясно увидел, каким чужим окажется Клим среди молодых и громкоголосых артистов их маленького театра. Ведь он выглядел совсем не молодым, и Жоржику трудно было представить, чтобы этот человек мог что-нибудь выкрикивать и размахивать руками, как частенько делал отец. Мальчика вдруг охватила тревога, от которой сердце опять будто проступило наружу. Отчего-то он уже точно знал, что Клим будет страдать от этой еще не совершившейся встречи не меньше придуманной им лягушки.