Резеш чертыхался. Распроклятая жизнь. Надрываешься от зари до зари. Только вечером стащишь с ног сапоги и упадешь в постель, как пора снова обуваться. Мать честная! А надо еще вспахать, забороновать и засеять целый гектар. Еще целый гектар яровых, а потом сажать картошку. И кукурузу. А влаги мало, и почва с каждым днем все быстрее высыхает. И работа тяжелая, да хоть бы толк от нее был. Провались оно все пропадом! Никаких сил не хватает.
Марча шла следом за ним с коровьей упряжкой, волочившей борону, и рыхлила вспаханное им поле. Коровы не привыкли к упряжке, и Марча беспрестанно их погоняла. Иногда ей приходилось просто тянуть их за собой, и Резешу в глубине души было стыдно, а работе не было конца.
Лошади снова хрипло заржали, и Резеш осторожно дернул вожжи. Когда лошади остановились, он вытер со лба пот и осмотрел голень Дунцы. Обе лошади грызли удила и фыркали, раздувая ноздри. А Резеш почесывал свисавшую гриву кобылы и говорил:
— Подожди, скоро ты отдохнешь, ну, еще хоть полчасика поработай. Хоть до того куста шиповника дойди. Посмотри, ведь это совсем близко. Мы уже почти рядом. Еще две борозды — и пойдешь домой. Там я тебе расчешу гриву, помою тебя, почищу. И ночью ты хорошо отдохнешь. Я знаю, ночи мало, тебе нужно отдохнуть подольше, но все-таки это лучше, чем ничего!
По дороге возвращалась в деревню упряжка Хабы. Телега тарахтела, из-под колес вздымалась пыль. Марча подошла к мужу.
— Уже едут, — сказала она устало, глядя на дорогу. — Хабы уже едут, видишь?
С самого утра Марча не присела, после обеда таскалась по пашне с коровами, и ноги у нее теперь невыносимо болели. И дома у нее была уйма работы. Убрать и подоить, приготовить поесть. Она с нетерпением ждала, когда же Михал выпряжет лошадей из плуга. Она видела, что он злится, но о причине спрашивать не стала. Знала и так.
— Возвращается только старик, — сказал он. — Дюри с Анной остались. И Олеяровы остались. Посмотри!
За поворотом дороги сквозь деревья, ее окаймлявшие, на широкой полосе поля виднелись конская и коровья упряжки. Две женские фигуры, склонившиеся над бороздой, почти сливались с пашней.
— Ты хочешь остаться? А не лучше ли нам?.. — спросила Марча.
Она едва держалась на своих распухших ногах. От одной мысли, что снова придется брести по распаханной земле, ей стало дурно.
— Вон до того куста. Еще две борозды.
Резеш вздохнул, слегка похлопал обеих кобыл по влажным, теплым спинам и снова взялся за плуг, низко склонив голову. Целыми днями не поднимал он глаз от земли, будто все время ощупывал ее взглядом. Марча снова окликнула его:
— Михал!
Она произнесла его имя почти шепотом, в ее голосе звучало удивление и растерянность. Он молча поднял глаза.
— Кто это сюда идет? Уж не…
— Тот самый из района, рябой, — прошептала она. — Господи милостивый, что ему здесь надо?
Резеш, нахмурившись, смотрел вдаль. Они шли по меже. Тот самый секретарь, и с ним целая свита. А как же иначе! Демко, Матух и молодой Копчик. Все начальство. К чему бы это?
Похоже, идут ко мне. Черт возьми! Опять притащились. Кто их звал? Чего они хотят? Покорно благодарю за посещение, господа коммунисты! А надо ли мне с ними разговаривать? У меня и так работы невпроворот. Я уж и не знаю, за что хвататься. И ждать вас я не стану, решил он, стегнул лошадей кнутом, и плуг врезался в землю.
— Добрый день, пан Резеш. Ну, как дела?
Кто это спросил? Да ведь это сам ихний секретарь, главный коммунист в районе. Надо же, пан Резеш. Как дела, пан Резеш? Чтоб вас черти взяли!
— Может, ты остановишься? — спросил Иван. — Поговорим немного, а лошади отдохнут. — Он ухватился за вожжи, но не дернул, а пошел по полю рядом с Резешем.
— Поговорим? О чем же? Времени нет. Поле сохнет, с каждым днем работать все тяжелее. Каждая минута на вес золота.
— Поэтому-то и надо поговорить, — сказал Гойдич.
— Да подожди ты. Остановись!
Иван потянул за вожжи.
— Хочу вовремя посеять, — буркнул Резеш, но коней все же остановил. — Ну, в чем дело?
— Мы пришли спросить, не нужно ли вам помочь? — сказал Гойдич.
Резеш уставился на Гойдича и долго смотрел на него к упор.
— Спасибо. Вы мне уже помогли однажды, — презрительно скривив губы, сказал он. — Опять пожаловали агитировать?
— Мы пришли предложить вам помощь, пан Резеш. Вот и все.
— Значит, снова вступать в кооператив? — Голос Резеша звучал холодно и насмешливо.