Выбрать главу

На улице Бошко все время щурился и чихал. Ему мешало солнце, от которого он отвык за четыре дня, проведенные в темнице. Он шагал, рукой заслоняя глаза от дневного света. Свернув на другую улицу, они двинулись к берегу. Из-за угла показалась небольшая похоронная процессия. Впереди шел мальчик с распятием в руке, за ним шествовал священник. Четверо мужчин несли гроб. За гробом шли еще несколько человек. Прохожие снимали шляпы, иные преклоняли колени и крестились. Матросы, которые вели Бошко, тоже сняли головной убор и стали креститься. Бошко тут же смекнул, что сама судьба посылает ему удобный случай для бегства. Не теряя даром времени, он попятился назад и вдруг припустил по улице. Руки у него не были связаны, и прохожие не обращали на него внимания. Мало ли зачем бежит человек. Конвойные его хватились, когда он был уже далеко. Они кинулись вдогонку.

Бошко свернул в какую-то улочку. Увидев приоткрытую дверь, он, не раздумывая, вбежал в нее и плотно закрыл за собой. Наверх вела деревянная лестница. Слева была дверь. Недолго думая, Бошко схватился за ручку и потянул ее на себя. В полумраке за столом сидел пожилой человек и что-то ел. Увидев незваного гостя, он помертвел от страха и, еле шевеля губами, пробормотал:

— Кто ты? Чего тебе надо?

— Помогите мне, — взмолился насмерть перепуганный и запыхавшийся Бошко. — Я моряк. Меня хотят насильно отвести на тартану. Спрячьте меня.

Старик, видно, по лицу и поведению юноши понял, что он не вор, и решил ему помочь. Малейшее промедление могло погубить Бошко — преследователи уже стучались в дом.

— Иди сюда, — сказал старик и отворил какую-то узенькую дверку.

Бошко оказался, по всей видимости, в нужнике. Стоявший здесь неприятный запах подтверждал его догадку. Но если жизнь в опасности, выбирать не приходится. Хозяин откинул сбоку широкую доску и сказал:

— Входи и будь спокоен: полиция не знает про этот тайник. Я выпущу тебя, как только они уйдут.

Бошко быстро встал в нишу, а старик поставил доску на место. В самом деле, кто бы мог подумать, что в этом тесном помещении с ужасным запахом за доской, вытянувшись в струнку, стоит человек.

С улицы вновь раздался нетерпеливый стук.

— Кто там? — крикнул хозяин, нарочно громко зевая.

— Стражники, открывай!

Старик открыл дверь, и матросы со стражниками вломились в дом.

— Кто здесь, отвечай!

— Никого. Я один, как видите, — и старик рукой показал на открытую дверь, ведущую в одну-единственную комнату.

— Кто наверху?

— Мои друзья. Но сейчас их нет дома. Можете проверить.

Два матроса, от которых удрал Бошко, вместе со стражниками взбежали по лестнице наверх.

Не обнаружив никого в верхней комнате, они очень быстро спустились вниз:

— Старик, ты утверждаешь, что никто не входил сюда? — спросил один из матросов.

— Я никого не видел. Посмотрите сами, если думаете, что я слаб глазами.

Матросы и стражники осмотрели его жилье. Один стражник заглянул под кровать. Второй обследовал старый скрипучий шкаф. Нигде не было ничего подозрительного. Вдруг взгляд его упал на узенькую дверку нужника. Едва он ее открыл, как в нос ему ударил неприятный запах. Он тут же захлопнул дверь, еще раз окинул взглядом комнату и вышел в тесную прихожую, из которой вела наверх крутая лестница.

— Здесь его тоже нет, — дружно сообщили матросы, на всякий случай еще раз проверившие верхнее помещение.

— Кого вы ищите, синьоры? — с самым невинным видом поинтересовался спаситель Бошко.

— Тебя это не касается.

Матросы с руганью спустились вниз. Стражники тоже бранились, но особенно неистовствовали матросы. Они боялись за свою шкуру — ведь им несдобровать, если они вернутся на тартану без Бошко.

— Слушай, старик, — начал стражник. — Закройся на все запоры и никого к себе не пускай.

— Хорошо, раз вы велите.

Когда они ушли, старик вернулся в свою комнату и тотчас распахнул дверь нужника, где прятался Бошко.

— Ну как, молодой человек?

— Ничего.

— Продержись еще немного. Они вернутся, я их повадки знаю.

Он снова сел за стол и только принялся за свою скудную трапезу, состоявшую из хлеба и соленой рыбы, как снова услышал стук. Не мешкая, он отворил дверь и впустил стражников с матросами. Матросы помчались наверх, а стражники ворвались в комнату. Не найдя никого, все четверо удалились, на прощанье обругав хозяина последними словами.

Немного выждав, старик пошел освобождать Бошко из его заточения. Откинув доску, он протянул юноше руку, чтоб помочь ему выбраться из тесной деревянной коробки. И сделал это как раз вовремя, так как молодой человек едва не лишился чувств. Старик поставил доску на место, закрыл дверь и стал рассматривать своего гостя.

— Как мне вас благодарить? — пробормотал Бошко.

— Не надо мне благодарности, лучше поешь немного. Поди, проголодался. За тобой долго гнались?

— Не очень. К счастью, я моложе их и бегаю быстрее. Не то…

— В чем ты провинился? А ну, выкладывай начистоту!

— Поверьте, я ни в чем не виноват. Три дня назад меня посадили в тюрьму без всякой причины. А сейчас против моей воли повели на тартану. Да и капитан меня отпустил.

— Отпустил, говоришь? Что-то плохо верится в такое. Рассказывай как на духу. У нас есть время.

И Бошко рассказал своему спасителю все с того самого момента, когда во время шторма затонула их шхуна, и вплоть до той минуты, когда он ворвался в его жилище.

— Молод ты еще, — успокоил его незнакомец. — Жизни не знаешь, а тем более повадок наших заправил. Хитрости и коварства им не занимать, если они хотят кого-нибудь заставить на себя работать. Думаешь, они лучше обходятся с теми, кто рожден здесь, среди этих вонючих каналов? Ничего подобного! Венецианцы как огня боятся шпиков и доносчиков. Горе тому, кто не клонит головы перед сильными да перед богатыми. Простые люди, которых ты видел на площади или на улицах, могут свободно войти только в церковь. Да и то войти, а не сесть, где им хочется, чтоб молиться богу. Даже в божьем храме у народа свои места, у знати — свои. Ох уж эти синьоры! Так и стараются перещеголять друг дружку в наглости да бездушии, хитрости и лукавстве. Кому это лучше удается, тот скорее добирается до золоченых стульев, позолоченных тарелок, ножей, ложек и вилок. Только знай, ножки их золоченых стульев уже не так крепки, как прежде. Порасшатались малость.

— Откуда вам это известно?

— На то я и гондольер, чтоб все знать. Моя гондола хранит много тайн, а у нее от меня нет секретов. Знаешь, сколько каналов в Венеции? Сто семьдесят шесть. Нет такого канала, где не проходила моя гондола. Частенько перевожу я подвыпивших капитанов и матросов, которые возвращаются на свои суда то из таверны, то с попойки у какого-нибудь богача. А пьяные, они, брат, говорят много лишнего. Один сболтнет одно, другой другое. Если бог дал тебе хоть каплю ума, то из их пьяной болтовни можно многое почерпнуть. Но самое главное — умей молчать. Потому как…

— Ну и люди у вас!

— Думаешь, в твоей Боке лучше? Спроси-ка своих графов, за что венецианцы дали им землю и титулы? За красивые глаза? Как бы не так… Когда ты в последний раз был в Боке?

— Я не видел свою родину.

— Да, я забыл, что ты родился на шхуне. И никогда не был в Боке?

— Никогда. Извините, я до сих пор не знаю вашего имени.

— Джованни. А ты?

— Бошко.

«Тебе половина и мне половина»

Четыре дня и четыре ночи провел Бошко в доме своего спасителя. Здесь ему было несравнимо лучше, чем в тюрьме, и все же эти дни ожидания были для него мучительно трудными. Бошко просто изнывал от скуки и безделья. Если б у Джованни нашлась хоть какая-нибудь книга, чтоб за чтением скоротать время! Но в его убогом, полутемном жилище не было ничего, кроме старой кровати, двух-трех стульев и скрипучего шкафа. И Бошко волей-неволей целыми днями думал об одном — как ему отсюда уйти. Что ждет его? Когда Джованни возвращался домой, он всякий раз спрашивал его, есть ли надежда покинуть Венецию. И всякий раз слышал в ответ: