Дэн кивнул.
— Да. Это понятно.
— Ты уверен? — сказала Эми, — Я не понимаю. Как находишься у себя в мозгу, а она как тёмная комната, окружённая зыбучими песками.
— Я тебя понимаю, — спокойно сказал её брат, — Иногда даже не хочется находиться в собственной голове. Я хочу выйти.
— И что ты делаешь? — спросила Эми, — Я тоже хочу научиться.
Дэн пожал плечами.
— Я иду в другое место. В пальцы ног. В плечи. Но чаще всего вот сюда, — он стукнул себя в грудь и тут же покраснел, — Знаю. Это глупо.
— Нет, — сказала Эми, — Мне жаль, что я не могу сделать точно также.
— Я не то чтобы делаю, — сказал Дэн, — Главное захотеть то сделать. Просто понять и ненадолго заглянуть внутрь.
Эми глубоко вздохнула. Идея Дэна была неплохой. Она закрыла глаза и подумала о прошлых днях. Об Алистере и охоте. О Дэне и путешествии по телу. Просто заглянуть внутрь… картинки исчезли. Появилось облегчение. Она заплакала.
— Я ненавижу себя, — сказала она, — Я ненавижу то, что я вижу.
— Почему? — спросил Дэн.
«Останови это чувство облегчения!» ругала она себя «Облегчение — это слабость. Слабость — это сострадание. Сострадание — это доверие. А доверять нельзя никому».
— Почему у тебя такие глупые идеи, Дэн? — выпалила она.
Дэн улыбнулся.
— Но ты счастлива, правда? Об Алистере?
— Я не должна! — сказала Эми сквозь слёзы, — Я не могу!
Он всегда ускользает. Мама и папа не могли из-за него избежать гибели. Это несправедливо. Он заслуживает смерти.
— Эми? — позвал Дэн.
— Я не счастлива, что мы сохранили жизнь Алистеру! — воскликнула она, — Мы спасли его и предали память о наших маме и папе.
Дэн кивнул.
В автомобиле довольно-таки долго длилось молчание, и он, наконец, сказал.
— Ты не сможешь ничего с этим поделать, Эми. Радуясь, что он жив, мама и папа могут тобой гордиться. Они ценят жизнь. Это и отличает их от других Кэхиллов. И Мадригал.
Эми думала. «Он прав». Если бы она была Мадригалом, то это самая ужасная судьба, которую она могла бы себе представить.
Иногда, но только иногда, ей хотелось обнять её брата. Когда она в последний раз это делала, Дэн с хлоркой постирал свою рубашку, объясняя это тем, что от неё могли передаться платяные вши.
Она просто улыбнулась и спросила.
— Как ты узнал об этом, Дэн? Ты был маленьким, когда они умерли. Ты помнишь их?
— Нет. Но они в моей голове, — ответил Дэн, глядя на пейзажи в окне, — почти всегда…
— Поверните налево, — сказал успокаивающий голос от приборной панели Юго.
— Спасибо Карлос, — сказала Нелли с улыбкой, — Я выйду замуж за Карлоса. Ему ничего не надо говорить, он сам всё сделает. Никаких жалоб.
Новое GPS устройство Нелли, которое они называли Карлос, вело их в город Йоханнесбург. Недалеко стояли небоскрёбы, с нежной, тонкой, изящной фактурой, словно гигантский скипетр.
Лицо Эми уткнулось в книгу. Она читала вслух уже, кажется около пятнадцати часов.
— «Западный обход является частью дорожной сети, самый оживлённый участок дороги в Южной Африке», — читала Эми, — «По мере приближения к Конституции Хилл, вы заметите башню Хиллброу, одно из самых высоких башен в Южной Африке, похожий на более скромную версию Space Needle в Сиэтле».
— Ну, Эми, — сказал Дэн, — Мы уже здесь. Мы едем. Мы в состоянии увидеть башню.
Эми проигнорировала его.
— Надо найти выход Яна Смэтса.
— Похоже на имя одного из парней Нелли, — сказал Дэн.
Нелли наклонилась и чмокнула GPS.
— Я верна Карлосу. Он найдёт этот выход для нас.
— Смэтс произносится как Смутс. Он был одним из африканских полководцев и премьер-министров Южной Африки, — сказала Эми, — Он поддерживал апартеид распределения рас. Но в 1948 году он проиграл выборы. Вы можете в это поверить? Он хотел пускать в эту страну только африканцев. Разве президент может так поступать?
— Ну, может именно поэтому его не выбрали, — сказал Дэн.
— Они тоже не настолько кристально чистые, — сказала Нелли, — Мой папа, Педро Гомес, был изгнан из этого города. Они ненавидели мексиканцев. А моя бабушка? Она хотела обосноваться на Юге, но увидела знак на фонтане, гласивший: «Только для цветных». Она не была уверена, цветная она или нет. А сейчас, ей об этом даже думать противно. Чувак, почему ты думаешь, создавались протесты в пятидесятые и шестидесятые?
Дэн вспомнил фотографии в учебниках.
— Люди сходили с ума тогда, — сказал он.
— Но это было запланировано, — сказала Эми, — Южная Африка всегда делилась на расы даже в колониальные дни. Люди из племён не могли зайти в города белых в ночное время. У них должны были быть пропуска, или же их посадят в тюрьму. Апартеид вроде бы официально начался в сороковых годах. Ты должен быть или чёрным, или белым, или индейцем, или цветным. «Цветные» это смешивание чёрной и белой расы. Если бы ты был не белым, то не мог бы голосовать. Нужно было бы жить в изолированных районах, например как индейские резервации, называемые бантустанами. У них есть собственные школы, врачи и прочее, только хуже. Правительство приняло бантустанов как отдельную страну, чтобы они могли контролировать иммиграционное законодательство. Также нельзя было жениться на человеке не своей расы.