– Именно так. Читаешь мои мысли. Давай-ка вынем нашего дружка из мешка.
Мы выудили Острогала из мешка и прислонили его к камню. Хотя мы бесцеремонно заткнули ему рот, задушив чрезмерные изъявления радости в самом зародыше, ненавистные самоцветы его глаз продолжали умащать нас сотнями маслянистых потоков притворного восхищения……
– Мы намерены подвергнуть более пристальному изучению твое недавнее предложение относительно так называемого Снадобья для Полетов, – сообщил я ему. – Замечу для начала – надеюсь, тебе это не покажется чрезмерно прямолинейным, – что от тебя осталась лишь небольшая часть. Что же заставляет тебя, в таком случае, столь страстно стремиться к выживанию?
– О да, господа мои, я хочу жить, отчаянно хочу! Только посадите меня до подбородка в мою родную почву. Я выпущу глазные споры, они полетят по ветру на тонких паутинках и проскользнут в глазные отверстия моих сограждан. Скоро я уже буду выглядывать из глазниц сотен осемененных мною демонов и увижу много чудес, пока, не зная сна, я буду потихоньку расползаться по подземному миру.
– Хватит! – оборвал его Барнар. – Нет нужды столь подробно посвящать нас в твои методы выживания. Мы с Ниффтом поспорили тут по одному поводу и хотим, чтобы ты прояснил для нас этот вопрос. Витрол Скопец в своем «Фабуларии» пишет о Снадобье для Полетов, что это
Мы хотим услышать твой комментарий относительно точности этого пассажа.
Повисла пауза, в течение которой волна извиняющихся взглядов захлестнула глаза Острогала. Тишину нарушило энергичное кряканье сигнального шнура – звук, который повторялся уже несколько раз с нашего возвращения в пещеру. Мы проигнорировали его.
– О благодетельные спасители, – заблеял обрубок демона, – для меня настоящая пытка под давлением обстоятельств отказывать…
– Умолкни! – ответил я. – Мы испытывали тебя. Мы расположены вскоре совершить предложенный тобою шаг. Как нам приготовиться?
– О щедрые, благодетельные, прекрасные мои спасители! Ваше доблестное оружие да несравненная отвага, что бежит вместе с кровью по вашим жилам, вот и все приготовления, в которых такие люди, как вы…
– Довольно! Теперь ты знаешь о нашем намерении. Будь уверен, любая попытка предательства, как только мы отправимся в путь, будет сурово отомщена. Поскольку даже в усеченном состоянии твой организм способен к регенерации, то мы предупреждаем: в случае любого злодеяния с твоей стороны мы вымажем тебя дегтем и сожжем до золы. Молчи! Никакие дискуссии на настоящий момент нам не нужны.
– Молю вас лишь об одном: посадите меня в какое-нибудь укромное местечко без мешка, чтобы я мог хоть что-нибудь видеть в ожидании.
Ничего дурного в этой просьбе не было. Мы пристроили его на выступе, откуда была видна часть личиночной камеры, за что он осыпал нас преувеличенными изъявлениями благодарности. Я подумал, что зрение и впрямь ему жизненно необходимо, раз он так радуется виду, который для него и для всех его сородичей должен быть воплощением непрерывного кошмара.
Барнар послал при помощи сигнального шнура наверх лаконичное сообщение, смысл которого сводился к тому, что откачники запирают лавочку и ложатся спать. Костард, который уж не знаю сколько времени не получал от нас ни живицы, ни вестей, должно быть, взбесился. Бант мог, по крайней мере, догадаться, что мы отлучились по его делу; если так, то он постарается успокоить юношу. Ну а если ему это не удалось, так пусть Костард кипятится сколько душе угодно. А мы вернулись к гамакам.
– Неужели у нас и вправду все получится, а, дружище? – сонно пробормотал я. Надо сказать, я был уверен в благополучном исходе нашей затеи, и решимость, приправленная малой толикой сомнения, как-то утишала боль, которая терзала меня всякий раз, когда я вспоминал о наших драгоценностях, рассыпанных по милям и милям подземных туннелей.
– Неразумно из-за одного маленького невезения разувериться в Удаче, Ниффт. Сейчас наше время. Нам суждено победить…
И мы оба отплыли в страну снов. Мысль о том, что несовместимые амбиции неизбежно вновь встанут между нами, едва мы поднимемся со своей добычей наверх, настолько утомила нас, да и текущие события как-то отодвинули ее на второй план, что мы благополучно позабыли на некоторое время о ней. За стеной раздавалось привычное шуршание ног, тихое влажное чавканье тысяч жующих челюстей, еле слышная болтовня умирающих демонов… все эти шумы казались нам музыкой, привычными домашними звуками. Великая Прародительница, заботясь о благе своих чад, и нас пригрела в избытке благодетельной силы. И я уснул, ярко-оранжевая блоха в логове терпеливого колосса, который не только кормит, но и защищает ее.
Разбудил нас голос Острогала. Тон его был тревожным и умоляющим, негромкой мелодией торопливого увещевания. Как только до моего затуманенного сном мозга дошло, что он разговаривает не сам с собой, я подскочил в гамаке как ужаленный.
В неполных пяти шагах от наших гамаков три ярко-оранжевые фигуры сидели на четвереньках вокруг говорливого фрагмента демона и безмолвно ему внимали. Переливчатая сыпь Острогаловых глаз влажно взывала к их доверию, а ротовое отверстие так и ходило ходуном.
Двоих мы опознали сразу: Костард и Бант, оба в коротких кожаных юбочках, с ног до головы вымазанные оранжевой краской. На худощавом Костарде довольно откровенный костюм из юбки, высоких сандалий и широкого пояса с кармашками смотрелся совсем неплохо. А вот Ха Оли Бант был человеком дородным, и его дряблая оранжевая плоть невольно наводила на мысли о пухлых личинках.
Нашим третьим посетителем оказалась красивая молодая женщина, широкоплечая, пышногрудая и более чем щедро одаренная природой в области бедер. Ее костюм, состоящий из юбчонки с сапогами, прямо-таки радовал глаз, хотя носила она его без малейшего намека на жеманство. Крутая волна ярко-оранжевого узла волос придавала ее горбоносому лицу сходство с каким-нибудь крылатым хищником, однако выражение быстрых глаз, которые она устремила на нас, заметив, что мы не спим, отличалось приятным радушием.
– Добрый вечер, господа! Крепкий сон – свидетельство хорошей работы, хотя, судя по всему, к откачке живицы она не имела никакого отношения. – Я узнал ее приятный альт. Это была Ша Урли, сестра Банта, которая ненадолго составила нам компанию за ужином перед тем, как мы покинули бухту острова Дольмен.
– Дядюшка! – запищал Костард, подскочив на ноги и забыв об Острогале. – Я только что узнан! То есть я только что узнал, чем вы на самом деле тут занимаетесь. Как ты мог не сказать мне о напитке гигантов? Как ты можешь… воровать у меня?
– Ах ты, наглый недоносок! Как я могу воровать, спрашиваешь ты? Да очень просто, ведь я вор! – Уже одно то, что Барнар не нашелся с более резким ответом, выдавало всю степень ярости и негодования, которые он испытывал. Я вполне разделял его чувства. Что за возмутительное вторжение, да у этих троих перевозбужденных землевладельцев прямо тик начался, до того разыгрался в них собственнический инстинкт! И причем именно сейчас, когда нам просто необходимо сосредоточиться перед началом чрезвычайно щекотливого мероприятия, эта неуправляемая толпа самодовольных идиотов сваливается нам на голову.
– Ты просто не хочешь понять, – упрекал Костарда Ха Оли Бант, – что добыча напитка гигантов не воровство. – Усталость и презрение в его голосе подсказали нам, что с того момента, как мы спустились под землю, между этими двумя произошло уже немало словесных баталий на данную тему. – Любому шахтовладельцу принадлежит лишь его оборудование и право на ведение добычи под землей. Но Гнездо, равно как и все, что в нем находится, не принадлежит никому! Любой, кто сможет отыскать хоть что-нибудь под землей, становится законным владельцем находки!
– Что же тогда, интересно, мне вообще принадлежит, – севшим от волнения голосом саркастически поинтересовался Костард, – если не то, что находится в Гнезде? Что, хотел бы я знать, следует вообще понимать под словом «собственность», если не…