Джон внезапно встал на колени перед обнаженной рабыней, прижался щекой к ее бедру и проникновенно произнес:
— Не подведи меня, милая, умоляю, не подведи.
— Не подведу, — тихо отзвалась Аленький Цветочек.
3
— Дора! — позвал Рон. — Иди сюда, посмотри, кого я привел!
Из спальни вышла обнаженная блондинка лет двадцати пяти, невысокая, спортивного телосложения, с небольшой грудью.
— Ух ты, какая красивая! — восхитилась блондинка. — Как ее зовут?
— Аленький Цветочек, — представилась самка. Рон недовольно поморщился.
— Ненавижу ваши отвратительные орочьи клички, — сказал он. — Выбери себе нормальное имя, человеческое.
— А ты уверен, что она из наших? — спросила Дора.
— Абсолютно, — кивнул Рон. — Ты бы видела, как она затряслась, когда я ее проверил! Точно полукровка.
— Давай, она будет Алиса, — предложила Дора. — Имя красивое и старому созвучно, путаться не будет.
— Хорошо, — согласился Рон. — Дора, займись подругой, разъясни ей, что к чему, а я вас покину, у меня интервью с «Крыльями Гермеса».
— Пойдем, спальню покажу, — сказала Дора. — А где твои вещи? Аленький Цветочек она же Алиса растерянно пожала плечами.
— Вот скупердяй! — воскликнула Дора. — Ладно, Алиса, не переживай, барахлом обзавестись успеешь. Рон — хозяин хороший, годный. Значит, так. Здесь спальня. Спать будем на этой постели, все вместе, втроем. Эта тумбочка моя, эта твоя. Пока можешь моим барахлом пользоваться. Салфетки, носовые платки, тампоны, полотенце вот это возьми и вот это еще. Что еще… Трусы тебе не понадобятся…
— А если придется в город выйти? — удивилась Алиса.
— Не придется, — покачала головой Дора. — Зак не позволяет. Вдруг тебя завербует кто-нибудь?
— Чего сделает? — не поняла Алиса.
— А, не бери в голову, — отмахнулась Дора. — Зак немного головой тронулся, ему всюду ассасины мерещатся.
— Кто мерещится? — спросила Алиса.
Дора посмотрела на нее с брезгливым сочувствием, покровительственно потрепала по щеке и сказала:
— Дура ты деревенская. Только не обижайся и не расстраивайся, это дело житейское, я тоже такая же была поначалу. А потом втянулась. Короче, так. Наш хозяин Рон — правозащитник. Знаешь, что это такое? Алиса отрицательно помотала головой.
— Правозащитник — это тот, кто пресекает беззакония властей, — объяснила Дора. — Допустим, какой-нибудь чиновник что-то украл или кого-то обидел или, скажем, кого-то изнасиловал незаконно. А какой-то другой человек об этом узнал и рассказал журналистам. В газетах написали про беззаконие, чиновник опозорен, справедливость торж… восторж… короче, все стало хорошо. А тот человек, который сделал, чтобы стало хорошо — это и есть правозашитник. Поняла?
— Не совсем, — ответила Алиса. — Что такое справедливость?
— Гм, — сказала Дора. — Ну, это когда все по справедливости. Ну, не воруют, не обижают без нужды, когда все поровну… Ну, что-то типа того. Короче, справедливость — это хорошо.
— Ага, поняла, — сказала Алиса. — Стало быть, добрый господин Рональд Вильямс…
— Не смей так его называть! — перебила ее Дора. — Злится жутко! Называй его просто Рон, он так любит. Я долго привыкнуть не могла, он сначала просто обижался, а потом лупить начал. Три дня с красной попой ходила, пока не приучилась именовать господина как положено. Он так звереет, когда его добрым господином называешь… так орет… Я тебя отучу пресмыкаться, жаба бестолковая! Я в тебе воспитаю чувство собственного достоинства! Алиса рассмеялась.
— Что, так прямо и говорит? — спросила она. — Чувство собственного достоинства? У рабыни?
— Да, так и говорит, — подтвердила Дора. — Не смешно на самом деле. Это только вначале кажется забавным — откликаться на человеческое имя, обращаться к хозяину без чинов… Даже чувство достоинства какое-то начинает просыпаться… А потом понимаешь, что это просто игра. Очень злая игра на самом деле.
— Представляю… — пробормотала Алиса.
— Ничего ты не представляешь! — заявила Дора. — Зак про твоего хозяина много рассказывал, он у тебя, конечно, отмороженный на всю голову, но с таким жить даже проще. Знаешь свое место, что можно, что нельзя… А с этим… Когда рабыня подчиняется хозяину — это нормально, а когда надо изображать свободную человечиху, которая все равно подчиняется — это извращение какое-то. Очень тяжело.
— Понятно, — сказала Алиса. — А у этого Рона, вообще, с головой все в порядке?