— И как, есть в столице справедливость? — поинтересовалась Алиса.
— Пока еще сам не понял, — сказал Рон. — Что-то похожее тут есть, но иногда мне кажется, что лучше бы его не было. Сэр Джеральд то ли арестован, то ли в бега отправился, слухи противоречивы. Дело о казнокрадстве расследуется, по итогам казнят человек десять, наверное… Но не изменится же ничего! Вместо Джеральда Смита сядет прокуратором какой-нибудь менеджер из дома Тринити, и все будет как раньше. Только тот, кто ворует, будет делиться не с Адамсом, а с Тринити. Как же противно… А это правда, что там эльфийское нашествие было, а у прокуратора войск не нашлось, чтобы его остановить?
— Правда, — кивнула Алиса. — Там настоящий ад был. Разве об этом в газетах не писали? Рон печально хмыкнул и махнул рукой.
— В газетах о таком никогда не пишут, — сказал он. — Если газетам верить, у нас тишь да гладь да божья благодать, счастье и спокойствие. Страшно было, когда эльфы пришли?
— Очень, — поежилась Алиса. — Я до сих пор не понимаю, как Джон нас вывел. Он великий воин, Джон мой. Ну, теперь-то не мой уже… Он на днях мне говорил, что Заку рассказал, как мы из окружения прорывались, а Зак ему не поверил, за хвастуна принял и сбежал, не дослушав. А ведь он правду рассказывал. И про то, как из лука стрелял на полном скаку, и как они с еще одним рыцарем рубились спина к спине, и вал мертвых эльфов перед ними громоздился. И как бежали мы оттуда со всех ног, а он меня не бросил, тянул за руку до последнего… А я его предала… Я думала, ты добрый, умный, сильный, за справедливость сражаешься… А ты такой же, как я, только добрее, и человек, а не орк. Рон присел на корточки перед ней, и заглянул ей в глаза.
— А разве этого мало? — спросил он. — Если каждый человек станет чуть-чуть добрее… Алиса вздохнула.
— Каждый человек добрее не станет, — сказала она. — А без этого мир не изменится. В нем так много зла… Рон погладил ее по коленке. Она дернулась.
— Извини, Рон, — сказала она. — Что-то я расчувствовалась. Давай лучше я лягу или встану как-нибудь… Надо же тебе меня опробовать…
Алиса провела ладонью по лицу сверху вниз, как бы стирая злость и разочарование. И когда она убрала руку, на ее лице появилась профессиональная улыбка наложницы. Неискренняя, но веселая, задорная и в целом привлекательная.
— Не надо, — сказал Рон, вставая. — Ты не наложница, а женщина, и не важно, что нарисовано на твоем лбу. А женщин не опробуют, их приручают. Сэр Джон тебя приручил, значит, и у меня должно получиться. Я, правда, не рыцарь и не великий воин, но…
— Но ты добрый и борешься за правду, — подсказала ему Алиса. — Это тоже многого стоит. Я постараюсь полюбить тебя, Рон. Мне просто нужно время. Много времени это не займет, просто…
— Не торопись, — сказал Рон. — Полежи, отдохни. Я прикажу горничным, чтобы подготовили тебе отдельную спальню.
— Но это же… — растерялась Алиса. — Что люди подумают…
— А мне плевать, что они подумают! — неожиданно резко заявил Рон. — Они и так думают, что я наивный дурак. Да ну их к бесам!
Он вышел в гостиную, хлопнув дверью. Алиса услышала голос Доры, затем звучный шлепок (то ли по заду врезал, то ли оплеуху залепил, непонятно), затем послышалась какая-то неясная возня, которая перешла в характерный ритмичный скрип то ли кресла, то ли кушетки.
Алиса улыбнулась — она знала, о ком сейчас думает Рон. А из нее неплохая лицедейка получилась, не хуже, чем из Джона. Нет, хуже, конечно, но тоже удовлетворительно. Как она ловко устроилась! Когда она вернется к Джону, он будет доволен. Похвалит ее, скажет:
— Аленький Цветочек, милая, ты настоящий ассасин! Я тобой горжусь! А она ему ответит:
— Я не Аленький Цветочек, я Алиса. А он скажет:
— Я горжусь тобой, Алиса. Я люблю тебя.
И она скажет, что любит его, и всё будет прекрасно. Надо только выполнить задание. Она сама не заметила, как заснула.
4
— Вот, держи, — сказал Герман. — Всё как ты заказывал. Алхимик очень удивился твоему рецепту, что-то заподозрил, кажется. А эта штука точно подействует?