— А зачем им тебя опознавать? — спросила Алиса. — Подкараулить у входа в подземный ход, и дело с концом.
— Про подземный ход только в доме Тринити знают, — покачал головой Рон. — И не все, а только самые избранные люди, человек десять всего. Так что не бойся, ничего плохого с нами не случится.
— Да, наверное, — пробормотала Алиса. — А все-таки, что тебе Зак обещал, когда дома Адамса не станет? Единовременное вознаграждение, пожизненную пенсию, что-то еще? Рон растерялся.
— Ну… мы об этом не говорили… Придумает что-нибудь… Но я не из личной выгоды Смита предал, ради правого дела, а значит, не предал, а справедливость восстанавливаю… Да ты сама-то понимаешь, что говоришь?! Если бы я начал за вознаграждение торговаться, кто я был бы после этого? Я не Джудас, чтобы предавать господина за тридцать долларов!
— Понятно, — сказала Алиса. — Ты не Джудас, ты восстанавливаешь справедливость бесплатно. Горе ты мое! Давай, докуривай, в спальню пойдем.
— Зачем? — насторожился Рон. Алиса рассмеялась.
— Ну, должен же ты меня опробовать наконец-то, — сказала она. — А то убьют тебя, а я так и не узнаю, какой ты в постели. Рон нахмурился.
— Ты меня не трави, — произнес он, безуспешно стараясь придать голосу грозную интонацию. — Я уже начинаю думать, что слишком много тебе позволяю. Ведешь себя как…
— Сука? — подсказала Алиса.
Ее подхватила и понесла та же неведомая сила, которая руководила ее словами и жестами, когда она в первый раз встретилась с Роном. То же самое лицедейское вдохновение. Тогда она тоже не понимала, зачем говорит какие-то определенные слова, тогда ее тоже пугало свое собственное поведение. Но в тот раз все закончилось благополучно, значит, и в этот раз пронесет. Может, боги именно так и помогают людям? Не устраивают чудеса, а просто подсказывают, что делать?
Рон некоторое время разглядывал Алису с таким выражением лица, с каким обычно разглядывают дерьмо, в которое только что вляпался.
— Да, пожалуй, ты права, — сказал Рон. — Я только сейчас понял одну свою ошибку. Когда мы с Заком ехали из Идена в Барнард-Сити, меня очень удивило, какие отношения установились между Заком и его орками. Он относится к ним почти как к равным, они называют его просто по имени, шутят над ним, иногда зло шутят… Я спросил его: «Почему ты им позволяешь это?», а он ответил: «У нас боевое братство. Мы столько раз спасали жизнь друг другу, что не придаем значения условностям». И тогда я подумал, что по-настоящему сильный человек тем и отличается, что может не придавать значения условностям. Я решил попробовать быть сильным. Я купил Дору, она оказалась дурой. Я купил тебя, ты оказалась сукой. И теперь я понял, в чем ошибся. У нас с вами не боевое братство, и не будет его никогда, потому что Дора — дура, а ты — сука. Нельзя относиться к суке, как к брату по крови, сука не понимает, что такое братство, доверие, права, свободы, справедливость, наконец… К суке можно относиться только как к суке. Вот что я сегодня понял.
— Молодец, — сказала Алиса. — Трахаться пойдем?
Она поняла, что сейчас произойдет. Он уже разозлен, а теперь разозлится еще сильнее. Набросится на нее, изнасилует жестоко, с садизмом, но это можно потерпеть. А когда он натешится, она съест конфету с противоядием, а ему не даст. И когда он помрет и поднимется суета, она спустится на первый этаж, войдет в каморку, в которой уборщица хранит тряпки, и выйдет из отеля через подземный ход, и пусть потом Зак кусает себе локти. Зак, а не Герман.
Она ошиблась. Рон покраснел, напыжился и… ну, не то чтобы затрясся, но что-то вроде того. А потом Алисе показалось, что он сейчас заплачет.
— Дора тебе уже рассказала? — печально спросил Рон. — По глазам вижу, рассказала. Какая же ты тварь…
— Чего рассказала? — не поняла Алиса.
— Ничего, — резко сказал Рон.
Встал и вышел, оставив окурок косяка в пепельнице. Алиса докурила его в две затяжки, но в голове не прояснилось. Она понимала, что в чем-то ошиблась, но в чем именно — не понимала.