– Ти-им!
– Что за телефон ты выбрала? Мужской какой-то. Черный, грубый, абсолютно неженственный.
– Меня не интересовал дизайн. Главное, чтобы снимал качественно.
– Глупости. Можно было подобрать что-нибудь красивое, без ущерба качеству, – буркнул Тим. – И эти твои платья, как их…
– Платья-сафари, – Кира расправила на коленях подол. – Тренд сезона, между прочим.
– Дерюга это. Мешок. Гадость. Я столько красивых вещей тебе надарил, а ты…
– Получилось, – улыбнулась Кира. Нажала на воспроизведение. «Что за телефон ты выбрала? Мужской какой-то…» – раздалось из динамика.
Тим поморщился, покачал головой.
– Тим.
– Да?
– Тим, а если мы заберем Гелю к себе?
– В каком смысле? – Жених оторвал взгляд от экрана ноутбука, уставился с недоумением на Киру.
– Она такая худенькая. Больная. А в Москве врачи хорошие. У нее зрение не очень, у нее с опорно-двигательным аппаратом проблемы… Ты же видел, как она сутулится!
– А… Ну что ж. Это мысль. Можем взять ее к себе на время. Ее и маму твою. Покажем девочку специалистам.
– Ты не понял. Если мы возьмем Гелю к себе насовсем. Без мамы, без папы, без дядь и теть… Пусть девочка живет с нами. Как с родителями.
У Тима покраснели даже уши. Он буквально буравил Киру светло-карими «рысьими» глазами.
– Материнский инстинкт проснулся? – довольно бесцеремонно спросил он. – Понятненько. Давай лучше своего родим. Я не в восторге, но что ж с вами, женщинами, поделать.
– Ты не понял, – рассердилась Кира. – Я хочу для Гели лучшей жизни.
– Похвально. Ты меня радуешь. Знаешь, все-таки что-то человеческое в тебе есть. А то я вчера переживал, что ты никого не можешь полюбить… Но, милая моя, не поддавайся эйфории. Ты, считай, в первый раз осознала, что у тебя есть сестренка, у тебя проснулись чувства к ней. Только учти – наиграешься быстро, а девочку уже не выгонишь. Это как с приемными детьми – назад хода нет. И потом, – в голосе у Тима зазвучали металлические нотки, – у девочки есть родители. Твои отец и мать. Ты их мнением интересовалась? И еще. Никакие родственники, даже самые добрые и обеспеченные, не заменят ребенку родителей. И третье. Я против постоянного присутствия родни в доме. Можешь считать меня мизантропом. С восемнадцати лет живу один, чему очень рад. Ну, ты сама видела мою маму…
– А я? Как же ты со мной десять лет бок о бок существуешь?
– Ты – это ты. Больше мне никто не нужен.
– Прекрасный ответ. Исчерпывающий… – уныло произнесла Кира. – Но я пошутила. Что-то нашло на меня… Да, Геля славная девочка, но зачем она мне, правда…
…Первой пришла тетя Зина с дядей Толиком и сыновьями. Тетя Зина – самая старшая из трех сестер отца. Сейчас ей было пятьдесят шесть. Высокая. Широкая в талии и бедрах, фигурой напоминающая грушу. Ходила тетя Зина интересно – затылком вперед.
Да-да, именно затылком вперед. Зад далеко отставлен, голова – лицом чуть вниз, а затылок – стремится вперед, словно тот самый, мифический третий глаз открылся у тетки и им она пытается осмотреть дорогу перед собой.
Коротко стриженная, волосы крашены хной. Лицо смуглое, почерневшее от солнца. Короткие обтягивающие бриджи, кофточка со стразами. Пластиковые сандалии. Если бы не стразы, то можно было принять тетю Зину за типичную огородницу.
– А, Кирка приехала! – завопила тетка издалека, разглядывая Киру исподлобья, или, вернее, затылком. – Вспомнила об нас, столичная штучка… Ой, а это кто?! Рыжий какой! Весь в меня, парень, ты погляди! Как тебя… Тимофей? Тимофей, мы родственники с тобой, а?..
Тетя Зина, конечно, шутила, или ей казалось, что она шутит. Орала, смеялась, толкала локтями Киру и Тима, с трудом переносившего подобную хабалистость.
– Не любишь ты громкоголосых дам, ох не любишь! – поддразнила потом шепотом, на ушко, Кира жениха, эстета, московского сноба. Но Тим молчал, терпел.
Дядя Толик – тоже голосистый, смуглый, с наглым взглядом – известный бабник. О том, что он бабник, Кира забыла, но сейчас вспомнила, глядя в дяди-Толины круглые, бесстыдные глаза. Судя по всему, ничего не изменилось. Дядя Толик был все тем же ходоком, а тетя Зина все так же орала на мужа, на его многочисленных любовниц… Орала и терпела.
Сыновья тети Зины и дяди Толи, Петр и Павел, – высокие, мощные, молчаливые, посмеиваясь, стояли в стороне. Себе на уме молодые мужички.
Кира понимала, что не должна судить свою родню, думать о них уничижительно, но от грубости тети Зины ее сейчас корежило точно так же, как и в детстве.
– Кир, я слышала, ты теперь в шоу-бизнесе.
– Тетя Зина, ну что ты… Я композитор.
– Ёшкин-матрешкин… «Я композитор»! – передразнила тетка. – Слышь, Игорек, – обратилась она к отцу Киры. – Я всегда знала, что вы совсем мозги свихнете ребенку этой музыкальной школой. И вот смотри, что вышло…