– Я же тебе сказала, жди меня на перроне!
– Интересное дело! А вдруг… Сейчас ночь, ты одна, это вокзал вообще-то.
– А что со мной случится, Тим? Не надо меня все время опекать, я не идиотка… Да ты весь мокрый!
В самом деле – жених промок насквозь, бегая по площади и ища Киру. Рубашка прилипла к телу и потемнела, с брючин текла струйками вода, пряди волос прилипли ко лбу и казались темными, почти черными. Тим – который «рыжий-рыжий-конопатый!» – и на себя не был похож в этот момент.
– Иди под зонт, ты простудишься!
– Какой зонт, он меня уже не спасет! Бежим. Дай чемодан…
– Тим, я сама.
– Дай чемодан, я сказал! – Он почти вырвал из ее рук чемодан на колесиках и побежал, Кира – за ним, вытянув вперед руку с зонтиком. – Что ты забыла в этом салоне связи… Пять минут до отправления!
– Тим, да не беги так…
Они успели. Прыгнули в вагон, проводница заглянула в билеты, кивнула, и только потом вагон дернулся, поезд тронулся с места.
– Тим, с тебя вода льет.
– А что я могу сделать? – огрызнулся он через плечо, идя вдоль ряда купе по коридору. – Ты сама виновата, не хрена было не пойми где бегать.
– Я тебе сказала ждать меня на перроне… – плачущим голосом произнесла Кира и замолчала. С Тимом бесполезно спорить – он упрямец каких еще поискать.
Нашли свое купе, свободное – только они в нем.
– Тим, скорее переоденься!
– Да погоди ты, дай я этот чемодан уберу, он под ногами… Кира! Ты обалдела?! Мы же на два дня едем, а у тебя вещей килограмм пятнадцать…
– Это все нужное.
Они толкались в купе, мешая друг другу, потом жених вспомнил, что ему надо что-то узнать у проводницы, и убежал. Вернувшись, вышел в коридор, встал у открытого окна.
– Ты простудишься.
– Ой, вот не надо… Мне жарко, Кира, мне дышать нечем! – опять огрызнулся через плечо Тим.
Тиму всегда было жарко. Высокий, плотный, мощный, с тяжелой, широкой костью – не финансовый аналитик, а каменотес какой-то.
Кира упала на сиденье, уперлась виском в стену, закрыла глаза.
Минут через десять Тим сел рядом, взял за руку:
– Кирчу́, ты обиделась? – Он называл иногда ее «Кирчу», с ударением на последней букве, ласково.
– Нет.
– Я же вижу, – Тим поцеловал ее руку, потом притянул девушку к себе, обнял. Он все время обнимал ее, тискал, трогал, щупал, тормошил. Не выпускал из рук, словно любимую игрушку. Это временами раздражало Киру – когда хотелось отстраниться, полежать или посидеть спокойно…
– Тим, переоденься, – вяло прошептала Кира. – От тебя псиной пахнет.
– От меня?! – поразился он и принялся себя обнюхивать.
– Тим! Тим, я устала…
– От меня правда псиной пахнет? – не унимался Тим. – Ты серьезно или я тебе настолько противен? А если бы я тебе такое сказал? Ты бы меня с г…ном съела, ты бы мне сто лет это припоминала!
Жених, при всей своей интеллигентности и двух высших образованиях, позволял себе иногда крепкие словечки.
– Ти-им…
Он выбежал из купе, потом Кира услышала его голос из коридора – обсуждал с кем-то из попутчиков дорожное сообщение в Москве.
Вернулся с уже высохшими волосами, забыв о ссоре, спросил как ни в чем не бывало:
– Чаю хочешь? Ты голодная?
– Чаю.
Замер, глядя на Киру «особенными» глазами, захлопнул за собой дверь купе и тоже «особенным» голосом произнес:
– А мы тут одни, между прочим. А ты, между прочим, моя законная невеста.
– Только не здесь, – яростным шепотом отозвалась Кира.
Лицо у Тима, вернее – Тимофея Обозова – тоже никоим образом не напоминало о его образовании, успешности, уме и прочих достоинствах. Это было лицо каменотеса. Грузчика. Ирландского рабочего, распивающего пиво в портовом пабе.
Рыжий. Веснушки. Черты лица грубые и смешные одновременно. Тим очень напоминал актера, сыгравшего в детстве друга Гарри Поттера, как его там… Ах, уже не вспомнить. Иногда, в определенном освещении, при определенных ракурсах, в определенном настроении, Тим казался очень интересным, красивым даже. Но это иногда.
Наверное, родня, когда увидит его, обалдеет. И кто-нибудь из тетушек прошепчет Кире на ухо: «Кир, а ты что, лучше себе не могла найти?»
Обозов. Ох. Нет, фамилию она менять отказалась, когда подавали заявление в ЗАГСе. Только Гартунг. Между прочим, такая фамилия была в замужестве у дочери Пушкина. Хорошая, звучная фамилия, корни немецкие. Hartung. Hart – «отважный, смелый, сильный». А то Обозова…
Нет-нет, с ее профессией нельзя фамилию менять.
– Ладно, пойду насчет чая узнаю. Постелить тебе?
– Нет, я сама.
После чая Тим завалился спать на верхнюю полку, и заснул он, как всегда, мгновенно. К этой его особенности Кира за много лет совместного проживания так и не смогла привыкнуть. Вот человек этот Тим – стоит ему только голову на подушку положить, как засыпает мгновенно, и днем может поспать – ляжет и отрубится. У Киры так не получалось. Ночами долго лежала, придавленная мыслями, сомнениями, звуками музыки, ощущениями… Тим уже двадцатый сон видел, а она, измученная, только в дрему начинала погружаться. А днем вообще спать не могла, сколько ни пробовала.