У этой истории счастливый конец. Самку на гнезде кормить было некому. Те же дети, наловив для нее лягушек, не могли забросить их на двадцатиметровую высоту. Но на третий день изголодавшуюся наседку уже кормил живший где-то неподалеку холостой аист, который составил ей пару. Это быстро сгладило печаль утраты и у взрослых, и у детей, но до сих пор помнят в Рыкани то происшествие в солнечный весенний день, и под общим покровительством живут там белые аисты.
Многокилометровые улицы степных сел и в прежние времена, когда жизнь в них ключом била, в летний полдень поражали своей безлюдностью. А потом и вовсе пустовато стало, особенно в глубинке. Нежилых домов, неухоженных, дичающих садов в них сколько угодно. Ветшают дома, сады не дают урожая, и лишь на спелую вишню еще находятся потребители — отъевшиеся на вольных кормах скворцы.
Занимаясь летним учетом сурков-байбаков, заехали мы в один хуторок, где из пятнадцати-шестнадцати сохранившихся домов жилыми были два крайних. Остановились возле чистого колодца и разбрелись кто куда. Я, чтобы записать впечатления о дорожных встречах, устроился в тени небольшой ветлы, в сизоватой листве которой тараторила скворчиная стая. Окончив писать, я от нечего делать стал подсчитывать, сколько их над моей головой. Скворцы то и дело в одиночку и скопом, но не все вместе слетали на вишневые деревья у забора, так что с точным подсчетом ничего не получалось.
Внезапно, оборвав спокойный гомон, скворчиная ватага сорвалась с деревьев и помчалась на другую сторону широкой улицы, но тут же, едва не долетев до крытого соломой сарая, раздраженно вереща, возвратилась обратно. Ни у сарая, ни на нем никого не было.
Я заинтересовался атаками скворцов на неизвестного противника только после третьего раза. Было ясно, что стая, как по команде, на кого-то нападала, а не спасалась бегством, потому что все от сарая летели обратно, на мою сторону. Их врагом не были ни собака, ни кошка, которых, наверное, вообще на хуторе не водилось. Идти к сараю было лень: жарко. А пока доставал бинокль и на несколько секунд отвел взгляд, скворцы совершили еще одну вылазку, и снова — впустую. Пока я разглядывал прогнувшуюся соломенную кровлю и щелястые, из толстых жердей, стены сарая, скворцы успокоились, и ничего подозрительного в поле зрения бинокля не попало.
Солнце, удлиняя тени, заглянуло краешком под ветлу, когда скворцы подхватились куда-то, закончив вишневый пир. Но что-то вроде дозора из нескольких птиц осталось на дереве. Этой группой они и метнулись через улицу в пятый раз. Но прежде чем они пролетели половину расстояния, с земли под соломенный навес вспорхнула ширококрылая и короткохвостая птица, цветом похожая на пересохшую глиняную обмазку. Сыч, домовый сыч! Он охотился на каких-то жуков, высматривая их из-под крыши, и успевал схватить и спрятаться снова, пока скворцы летели через улицу. Около сарая не было ни деревца, и там караулить своего врага (сыч пусть маленькая, но все-таки сова) им было не с руки.
Затеял эту охоту средь бела дня сыч вовсе не для того, чтобы подразнить скворцов. На озорство его действия были не похожи. Он ловил жуков то ли для себя, то ли для проголодавшихся сычат, которым по времени как будто пора было охотиться самим. Но, наверное, родители не хотели подвергать их преждевременному риску и до наступления темноты из сарая не выпускали. Взрослым сычам охотиться при ярком солнце привычно, особенно там, где нет докучливых соседей. И когда к речным камышам улетели последние скворцы, сыч вылетел и уселся на столб спиной к солнцу. Не хуже других сов ночью и не хуже всех дневных птиц при солнце видит он самую мелкую и бесшумную добычу, потому и ловит ее, когда хочет.
Домового сыча издавна знали повсюду, и за ним долго держалось имя мифической птицы Сирина, существа с птичьим телом и женской головой. Хотя тут, видимо, произошла какая-то путаница: по внешности на никем не виданного Сирина должна походить совсем другая сова, ястребиная. В облике домового сыча больше явно «мужских» черт. Светлые, сходящиеся у клюва брови, большие желтые глаза под ними, короткая и окладистая «бородка», необыкновенно ясный, без надменности взгляд — все это вместе взятое придает сычу вид мудреца.