— Я полагаю, братове, мы оправдаем надежды головного атамана и оказываемую нам правительством честь. Пан Петлюра ориентировочно назначил выступление на 20 мая. Этот день явится началом освобождения нашей Украины от большевиков. Окончательные директивы каждый получит в первых числах мая, когда к нам от головного атамана прибудет курьер с дополнительными инструкциями. А теперь о том, о делать сейчас. Головной атаман интересовался обстановкой и настроениями населения, — подчеркнул председатель Цупкома, явно намекая на реплику Мордалевича. — И эта обстановка его озадачивает. Он недоволен нашей робостью и пассивностью. К моменту выступления население должно быть возбуждено. А некоторые повстанкомы действуют беспланово и бестолково.
Чепилко подошел к карте и, тыча в нее карандашом, продолжал:
— В Екатеринославе взорвали продовольственный склад. Это неплохо. Затруднения в снабжении вызывают недовольство населения властью, лишают ее сочувствия обывателей, а это, конечно, пригодится в момент восстания. А что получилось? Получилось обратное. Дурак диверсант подбросил записку: это, мол, вам, большевички, от истинных украинцев. Как мы выглядим перед населением после таких заявлений? Вот уж, прости господи, пошылысь у дурни!
— Так, что ж, нам от диверсий отказаться? — подал голос один из присутствующих.
— Конечно, нет! — парировал Чепилко. — Напротив, совершать их как можно больше и как можно крупнее. Пусть будет больше жертв, больше страхов и слухов, нервозности и ропота. И обставлять все нужно так, чтобы виновниками непорядков, аварий, затруднений народ видел большевиков и их прихвостней, чтобы нас он ждал как освободителей. Тот же склад в Екатеринославе нужно было взорвать так, чтобы это походило на обыкновенное хищение с заметанием следов, а похитителями выглядели бы советские чиновники. И слух пустить…
«А он не простой заговорщик, — размышлял Оксаненко, — он политик. Что верно, то верно: люди податливы на слухи, не уверены в завтрашнем дне…» Он вспомнил один из споров в ЧК, когда Евдокимов беззлобно, но твердо высмеял молодого чекиста, пренебрежительно отозвавшегося об агитационной работе. «Мало быть храбрецом, нам всем надо становиться и политиками, и психологами, — сказал тогда Ефим Георгиевич и, заметив озабоченность на лицах слушателей, заключил: — Конечно, это всем нам нелегко. Железо ковать и шашкой рубать проще и привычней, но будем учиться…»
Между тем Чепилко перешел к изложению планов военной стратегии боевых операций, а Федор поймал себя на том, что, несмотря на напряженное внимание, отвлекся на размышления. Впрочем, он еще не умел пассивно слушать, способность критического восприятия мешала простой механической работе запоминания.
— …И вот все эти мелкие отряды, — говорил Чепилко, — нужно подчинить нашим головным соединениям. Мы надеемся, что присутствующие здесь атаманы незамедлительно возьмут на себя эту работу. И повстанкомы тоже должны уточнить платформу каждой оппозиционной группы на своих территориях, их численность и боеспособность, поставить во главе верных людей, которые станут действовать не по своему разумению, точнее — неразумению, — съязвил Чепилко, — а по указанию центра, согласованному с головным атаманом. Строптивых ликвидировать.
Чепилко, дотоле быстро ходивший перед большим столом и редко, но размашисто жестикулировавший правой рукой, теперь сел и пристально посмотрел на командиров банд. Все они были моложе полковника и менее опытны. Один только Мордалевич держался почти на равных с руководством Цупкома, не исключая и его председателя. Долгая работа учителем наложила на его внешность заметный отпечаток. Двигался он неторопливо, с достоинством. Учительские интонации особенно ощущались в его вопросах, подчас он даже, как будто обращаясь к школьникам, начинал вопрос явно неуместным: «А скажите-ка…» И это часто было неприятно собеседникам.
Вот и сейчас после короткого молчания участников совещания Мордалевич спросил:
— А скажите-ка, доведет ли Цупком до сведения командиров основных частей конкретное задание, какие и где расположенные мелкие отряды должны мы к себе присоединять?
— К сожалению, мы не можем этого сделать, — ответил Чепилко. Он был явно недоволен и содержанием, и тоном вопроса. — Ни точное число самостоятельно действующих повстанческих отрядов, ни их расположение нам неизвестно. Пан атаман должен понять, насколько это трудно сделать: многие такие отряды старательно скрывают свое расположение.