Может быть, это и придавало чтению какую-то пронзительную отрешенность и многозначительность…Птица больше не подавала голоса, но в воображении Мордалевича звучал мальчишечий дискант.
…И, зубы стиснув, отвратился Каин,
Чтоб прочь идти, — но вдруг печаль без меры
Им овладела, и тоска. Себя
Он ощутил таким бессильным, жалким,
Таким несчастным, как никто на свете…
Ни боли он не чувствовал, ни скорби, —
Одно бессильное оцепененье.
«Ложь! — возразил Мордалевич. — И боль, и скорбь. Если бы Каутские не только давали таким, как я, идеи, но и скликали в свой стан воинство, то, может быть, и не нужно было становиться под знамя Петлюры, чтобы бороться против большевиков. Не нужно? — переспросил себя сам. — А ляд его знает! Может, так оно и полагалось по логике борьбы…»
Как близко прирастает кожа к телу —
Не выйти из нее до самой смерти, —
пропел из далека памяти Тараско.
— Как близко прирастает кожа к телу, — неожиданно для себя вслух пробормотал атаман.
После этого ночного размышления что-то сдвинулось в душе атамана и никак не могло установиться. Он несколько дней был занят только собой. А потом, устав от неопределенности обстановки и, пуще того, от внутренней сумятицы, решился пойти на крайний шаг, о котором и объявил Игнату-Андрею. И вот теперь размышлял, что ответить.
— Резон в ваших словах есть, — наконец заговорил он. — Но я должен тщательно обдумать ваше предложение, посоветоваться с близкими мне людьми. Как еще они посмотрят на это дело? Кроме того, я хочу знать, кто даст твердую гарантию мне и моим казакам в случае явки с повинной?
— У вас же есть газета с текстом закона об амнистии. Этого разве мало?
— Бумага все терпит… — возразил атаман.
— А моя судьба — не пример? Вы думаете, я мало навредил большевикам?
— Ну, я тоже не большевик, — усмехнулся Мордалевич. — И не сочувствующий.
— И все-таки там считают, что вы не из породы Кривых. Признаюсь вам, что сам не очень в этом разбираюсь, — притворяясь простачком, сказал Андрей. — Пославшие меня люди говорили, что вы будто бы даже социалист. Вообще-то я этому не верю.
— Допустим, что вы меня не обманываете, пан чекист, но все равно мне нужна встреча с ответственным представителем Советской власти или вашим начальством из Чрезвычайной комиссии. Но все это лишь в том случае, если я вообще буду вести переговоры. Надо потолковать с атаманами.
— Атаманы пойдут за вами, Юрко Арсенович. Постарайтесь только обезоружить Кривого и таких, как он.
— Послушайте, пан чекист, вы еще не мой начальник штаба, чтобы давать мне советы. Не забывайте к тому же, что, кроме Кривых, есть еще тысяча повстанцев, которым нужно как-то объяснить крутой поворот.
— Берусь вам в этом помочь, как и подготовить встречу с заместителем Манцева, Ефимом Георгиевичем Евдокимовым. Он руководит всей операцией по ликвидации Цупкома. Такой вариант вам подходит?
Мордалевич кивнул.
— Если все пойдет как положено, ваша встреча состоится через два дня, утром 11 июня, то есть за сутки до съезда.
17
…Вечером следующего дня на большой поляне в центре лагеря собрались все члены банды, кроме занятых дозором и другими неотложными делами. На холмике стояли суровый Мордалевич, лихой адъютант Хома и сосредоточенный Андрей Виноградский, чувствовавший особый подъем в эту ответственную минуту. Он сам лишь недавно обнаружил в себе агитаторскую жилку, и предчувствие новой удачи уже наполняло его.
— Скажет пан сотник.
— Хлопцы! — тотчас же начал Андрей. — Засиделись вы в лесу, закисли, а некоторые мхом заросли, обабились совсем, хоть и без жинок. Живут — мечтают по ним, по жинкам то есть. Да по чадам своим соскучились, исплакались. А еще по курям, поросятам, коровам, по домашнему борщу с пампушками, — травил Андрей души слушавших.
— А я так скажу, — продолжал оратор. — Плохие все то воины, если им в навозе копаться слаще, чем сражаться за свободу под знаменем головного атамана Симона Петлюры, который далеко от нас готовит для нашего освобождения поход иностранных полков.
Толпа зашумела, переваривая бурное выступление, а Мордалевич с удивлением отметил, как ловко чекист построил свою речь. Между тем Андрей продолжал:
— И еще скажу, что все эти плакальщики…
— Да ты не брехай, хороший человек, не насмехайся, ты дело говори! — прервал Андрея голос из толпы.
— Я и говорю: купились эти плакальщики на большевистские посулы. Ну, разверстку вам отменили, на налог перевели. Так что ж, в ножки им за это кланяться! Так, что ли? Или вот еще, — Андрей достал из-за пазухи взятую у Мордалевича газету. — Указ пятого Всеукраинского съезда Советов об амнистии. Слухайте, что тут написано: «Виновных в бандитизме, если они добровольно явятся в распоряжение местных властей… от ответственности освободить…»