Бенни смерил Тома убийственным взглядом и четко и ясно произнес:
— Я. Не. Хочу. Вступать. В семейный. Бизнес.
— Тогда приму это за «нет».
— Ты не думаешь, что уже слишком поздно вовлекать меня во все это? Я миллион раз просил…
— Ты просил меня взять тебя на охоту.
— Именно! И каждый раз ты…
Том перебил его.
— В том, чем я занимаюсь, гораздо больше нюансов, Бенни.
— Да, возможно, они есть, и я, возможно, решил бы, что смогу справиться с остальным, но ты не разрешаешь мне посмотреть на самое крутое.
— В убийстве нет ничего «крутого», — отрезал Том.
— Есть, когда ты говоришь об убийстве зомов! — парировал Бенни.
Разговор застопорился. Том вышел из комнаты и некоторое время шумел на кухне, а Бенни расположился на диване.
Том и Бенни никогда не обсуждали зомби. Они имели все основания говорить на эту тему, но она никогда не поднималась. Бенни не мог этого понять. Он ненавидел зомби. Все их ненавидели, только в Бенни бурлила раскаленная всепоглощающая ненависть, берущая начало в самом первом воспоминании. Потому что оно превратилось в кошмар, приходящий каждую ночь, когда он закрывал глаза. Эта картинка отпечаталась в его памяти, хотя на тот момент он был всего лишь маленьким ребенком.
Папа и мама.
Мама кричит, бежит к Тому, пихает ему в руки извивающегося Бенни, которому всего восемнадцать месяцев. Кричит и кричит. Гонит его прочь.
А в это время существо, некогда бывшее папой, протискивается в дверь спальни, которую мама пытается заблокировать стулом, лампой и всем остальным, что смогла найти.
Бенни вспомнил, как мама что-то кричала, но все это было так давно, что в памяти ничего не сохранилось. Может, и слов-то не было. Может, она просто кричала.
Бенни ощутил теплую влагу на своем лице, когда на него упали слезы Тома — в этот момент они выбирались в окно спальни. Они жили в доме в стиле ранчо. Одноэтажном. Окно выходило во двор, пульсирующий красными и синими полицейскими мигалками. Снова крики и вопли. Соседи. Копы. Возможно, солдаты. Когда он пытается восстановить в памяти тот момент, Бенни кажется, это были солдаты. И постоянные выстрелы — вблизи и вдали.
Но из всего этого Бенни запомнил четко последнюю картинку. Пока Том прижимал его к груди, Бенни посмотрел за плечо брата в окно спальни. Мама высунулась из окна и кричала, и в этот момент из темноты комнаты к ней потянулись папины бледные руки и утащили ее.
Это самое последнее воспоминание Бенни. Если какие и были еще, то последняя картинка их стерла. Потому что он был настолько маленьким, что вся ситуация напоминала коллаж из вспышек и шумов, но с годами Бенни научил свой мозг восстанавливать каждый фрагмент, придавать значение и смысл всему, что мог вспомнить. Парень помнил, как колотила по его груди безумная пульсация сердца Тома, и протяжный вопль — его собственный невнятный плач по маме и папе.
Он ненавидел Тома за то, что тот сбежал. За то, что не остался и не помог маме. Ненавидел то, чем в ту Первую ночь много лет назад стал его папа. Точно так же, как и ненавидел то, во что папа превратил маму.
В его мыслях мамы с папой больше не было. Они стали существами, убившими их. Зомами. И он ненавидел их так сильно, что солнце казалось холодным и маленьким.
— Чувак, что у тебя за проблемы с зомами? — спросил его однажды Чонг. — Ты ведешь себя так, словно у тебя с ними личные счеты.
— А что, я должен к ним тепло относиться? — огрызнулся Бенни.
— Нет, — сдался Чонг, — но не помешало бы хоть немного понимания. В смысле… зомов все ненавидят.
— Кроме тебя.
Чонг пожал худощавыми плечами и отвел темные газа.
— Зомов все ненавидят.
По мнению Бенни, когда первым твоим воспоминанием становится убийство родителей, тебе разрешается ненавидеть их так сильно, как хочется. Он попытался объяснить это Чонгу, но не смог втянуть друга в разговор.
Несколько лет назад, узнав, что Том убивает зомов, он не стал гордиться братом. Он считал, если Том действительно обладал качествами охотника на зомов, то осмелился бы спасти маму. Но брат вместо этого сбежал и позволил маме умереть. Стать одной из них.
Том вернулся в гостиную, посмотрел на оставшийся на столе десерт и перевел взгляд на устроившегося на диване Бенни.
— Предложение еще в силе, — сказал он. — Если хочешь заниматься тем же, чем и я, то я возьму тебя в качестве ученика. Подпишу бумаги, чтобы тебе выдавали полный рацион.
Бенни испепелил его взглядом.
— Пусть меня лучше съедят зомы, чем ты станешь моим начальником, — сказал он.