Мужчину снова затрясли, за плечо, хлопали по щекам, и кажется даже кто-то хныкал.
— Генка, не ной ты же мужик, — сказал он и с трудом разлепил глаза. Над левым глазом что-то висело, что-то темное. Было жарко как в бане. Электрик облизнул губы, поймав снежинку, затем стал собирать налипший на крышу снег в ладони и совать рот, жевать и глотать, не ощущая холода.
— Максим Павлович, это слизняк теперь спит, наверное, — прорвался в его наваждение голос Воробьева. Электрик снял фуфайку и наконец-то почесался, всхлипнул, ощущая на спине вздутия. Наросты. Мальчишки замерли на полуслове и отошли от него подальше. Испуганные.
— Тсс не боись пацаны, в обиду не дам, — сказал электрик и подобрался к краю крыши. Слизень развалился в полуметре от лестницы. Слишком близко. Если запустить в него запальной смесью, то возможно загорится и лестница. Нужно его отвлечь, а там пацаны сами справятся. Лестница не такая уж и тяжелая. Дотащат.
— Эй, Генка, Пашка слушать сюда, вот что скажу, — стал объяснять возникшую ситуацию электрик, натянуто улыбаясь. И перед тем как сигануть в сугроб, отдал мальцам кое-что из своего вооружения. Зная что им это пригодится больше.
Слизняк почуял его сразу же и проснулся, стремительно пополз следом. Электрик достал из сумки банку, намереваясь бежать как можно дальше, чтобы увести тварь за собой. Нацелил банку, щёлкнул зажигалкой и бросил в тварь, а из-зади на его плечах уже смыкались руки, набрасывались на спину тощие тела и зубы впивались в тело всей упыриной подростковой гурьбой. Видимо подростки как и слизняк тоже залегли в снегу передохнуть.
В ход успела пойти ещё одна банка коктейля.
Снова перед лицом Бронеславовича возникла, как наяву его молодая жена, красивая и стройная, как раньше когда они ещё только познакомились. Она говорила ему что-то ласковое, но слов ему было не разобрать. Эх, женушка раньше ты была другая ласковая, не сварливая.
Крепко отчеканилась в сознании последнее мысленное воспоминание и мужчина упал в сугроб, едва ощущая на себе вес гурьбы голодных, навалившихся сверху тварей.
Как в замедленной съёмке к то-то впился ему в горло, затем кто-то ещё укусил за щеку — и последний крик электрика был тих как бульканье под водой.
— Давай Генка, подсоби! — сказал Пашка и прыгнул с крыши. Он устремился к лестнице, но услышал, как тяжко в сугроб приземлился за ним друг. Лестница была трухлявая и длинная, но такая длинная и надо была им, чтобы взобраться повыше, а потом и спуститься. Ведь там, на обратной стороне трудколонии, за забором располагалась глиняная насыпь за ней — овраг, дальше пустырь, а через дорогу жилой район с общежитиями и магазинами.
Только на обратной стороне центрального здания трудколонии можно было с помощью лестницы прямо с крыши перескочить на забор. Это и был план электрика. Теперь только их план.
У Воробьева тряслись поджилки, он замучался оглядываться через плечо и прислушиваться, не идёт ли на их возню кто-то еще. Наконец Чебурек взобрался на второй этаж основного корпуса, со скрипом Пашка вскарабкался за ним.
Хрясть, последняя ступенька лестницы обломилась.
Мелкий колючий снег застилал мальцам глаза. Они вымокли от натуги, а свои тёплые шапки давно потеряли. Все-таки удалось. Лестница была на крыше. Затащена и теперь лежала пластом. Друзья стояли рядом с ней и поглядывали вниз. Никого.
— Давай Чебурек, сделаем это прямо сейчас, потом ведь совсем выдохнемся! — подбадривал друга Пашка, уставший как черт. На ладони мальчишки от усилий с лестницей взъелся кровавый мозоль.
— Ага, — ответил Генка и почесал спину. Зевнул.
С горем пополам им удалось с помощью лестницы взобраться на третий этаж. Но, вот лестницу не удаюсь утащить за собой, как ни старались. Силёнок не хватило.
— Твою мать, ты мазила! — яростно сквозь подбирающиеся к глазам слёзы, выпалил Пашка, когда лестница съехала с крыши и упала вниз.
— Прости, прости, — завелся Генка и задрожал. Затем снова почесал спину.
— Ладно, пошли, чувак, не ной.
Карниз от растаявшего снега был скользкий, а путь вниз на второй этаж с обратной стороны здания лежал из-за потерянной лестницы только через водосточную трубу.
— Я не смогу, — сказал Генка и сел на скат крыши. — Я устал. Я толстый. Я слабый. Я точно упаду, — посмотрел на свои руки и сказал:
— Не удержусь.
— Ты сможешь чувак. Я подхвачу. Не боись. Это не так страшно. Ты же по канату лазил, на физре, забыл что ли? — Подбадривал Пашка и первым полез на трубу, цепляясь ногами и руками, как обезьяна и гаркнул: