.-Ааа! — закричал он и оттолкнувшись в прыжке на мгновение, завис в воздухе, а потом больно стукнулся подбородком о бетонную кромку забора. Руки мальчишки оцарапались за металлическую сетку, но удивительным образом ухватились крепко. Толстые ножки пацана волочились по бетону, сучили, но подтягивались вверх.
Наконец парнишка сумел перекинуть одну ногу через сетку и замер, на месте восстанавливая дыхание. Вдох выдох. Друг был на заборе. Генка смог. Пашка оторвал взгляд от спины толстого слизняка, пузыри-крапинки которого вздымались и опадали.
Воробьёв побежал, набирая разгон — и что-то громко лязгнуло за его спиной.
Пашка оглянулся, наблюдая, как труба покинула окно, вытолкнутая тварями. Страх сжал кишки, железной рукой и завернул в тугой узел. Он стиснут зубы — и побежал.
«Давай, друг, сделай это!» — словно подбадривал взгляд Чебурека. Пашка прыгнул, оттолкнулся и бросился на забор. Сердце мальчишки замерло в горле и пропустило удар. Руки схватили воздух, соскочили и затем крепко сомкнулись на проволке.
Острая проволка рвала, резала пальцы. Боль пришла не сразу и была резкой как от ножа. Воробьёв зашипел, но проволку не отпускал.
Что-то мягкое коснулось его лодыжки. Холодное и слизкое, он дёрнул ногой, пытаясь вырваться. Не получилось. Внезапно коже стало горячо, ужасающе горячо. Взгляд мельком вниз и Воробьёв увидел, что к его икроножной мышце присосался слизняк.
Мочевой пузырь Пашки не выдержал. Теплая жидкость обмочила штаны, потекла, вниз пропитывая носки. Пальцы мальчишки скользили и почти разжались.
Чебурек схватил его за плечо и тащил. Глаза Генки были вытаращены, он что-то говорил, но Пашка его слов не слышал. Он отчаянно отбивался от присосавшейся твари.
Ноги Воробьёва скользили и скользили по бетону. Пашка чувствовал, что вот-вот сорвётся, потому что слизняк точно гиря тянул вниз. Даже смотреть на его треугольную морду вызывало у мальчишки омерзение. Отчаяние душило его и ко всем прочему невыносимо хотелось блевануть.
— Давай чувак, ты сможешь, не сдавайся. Борись! — твердил Генка как очумелый, но в тоже время решительный как на олимпиаде по биологии, в которой он победил, вопреки всем прогнозам учителей. С рвением питбуля Генка тащил друга наверх со всех сил.
— Вот увидишь, скоро уже к бабушке моей поедем! — твердил он. — Давай раскачайся. Давай Пашка. Ты же мне нужен. Ты же мне брат, ну, пожалуйста, пожалуйста, — перешел Генка к увещеваниям.
Голова Воробьёва кружилась. Слизняк раздувался на глазах и от высосанной крови стал гораздо тяжелее.
От боли, от усилий слёзы стекали по щекам Воробьева, нос хлюпал, но мальчишка не сдавался. Он не хотел умирать. Не хотел умирать вот так. Ни за что, ни про что после всего, что ему довелось здесь пережить.
— Подтяни меня Генка чуть-чуть, и я попробую кое-что.
Чебурек подтянул друга и поддерживал его одной рукой, чтобы он не упал. Хотя плечо мальца от усилий отчаянно ныло. Но всё равно, Пашка находился слишком низко.
Всплеск адреналина в крови притупил страх. Ненависть к тварям душила. Ноги дрожали. Руки дрожали, но Генка пересилил себя, понимая, если он что-то не предпримет, то Пашка упадет вниз. Его единственный настоящий друг упадёт. Нет, только не так. Кряхтя, почти закрыв глаза, Генка перебросил ногу с забора и снова держался только на руках, затем нацелился и стал дубасить тварь ногой по голове. Раз другой, пока не смял её подошвой зимнего сапога до ослизлой массы.
Пашка изранил все пальцы, почти до кости. Но, удерживался на весу, терпел. На его глазах слизняки дружно прыгали вниз с кучи-малы, а некоторые намеревались сползать с крыши, наметив новую цель.
Вскоре мальцы уже снова оказались на верху забора. Тяжело синхронно дышали, больше не смотрели вниз. Снег, наконец, прекратился и ветер стих.
— Еще чуть-чуть, сейчас мы сделаем это. Ты первый Пашка. Ты первый. А я за тобой.
— Ага, — сказал Пашка и перекинул ноги на другую сторону забора, затем отпустил руки и сиганул почти с трёх метров вниз.
Сделав глубокий вдох и пожелав слизнякам сдохнуть Генка перекинул свои уставшие ноги и всё тело на другую сторону, затем отпустил руки.
Лететь вниз было далеко. Казалось, вот шмякнешься в снег, замрешь, затаишь дыхание — и всё упрешься во что-то руками и замедлишь падение, но нет.
Пальцы мальчишек напрасно пытались ухватиться за снег, скользили, по ледяной корке, а оттого их тела только быстрее съезжали вниз в обрыв.
Дыхание с хрипом вырывалось из груди мальчишек. Кто-то кричал. Наверное, сам Пашка или быть может всё-таки Генка.