— Так, когда пойдём? — спросил Пашка.
— До утра пока тихо будем здесь, а потом двинемся. Ты же сам Пашка говорил, что днём они не так активны, эти сволочи? — Воробьев кивнул.
— Вы ведь вытащите нас отсюда, правда? — с надеждой в покрасневших от слёз глазах, спросил Генка.
— Что за вопрос сынок, — электрик погладил мальчишку по голове. — Конечно, вытащу, — а у самого всё внутри от такого прямого вопроса разом затрепетало, сжалось и болезненно оборвалось, а сердце ёкнуло, точно иголкой в груди кольнуло.
Так и сидели, на куртках, да пуховиках и пальто до утра, переговариваясь шёпотом. Каждый рассказывал о себе, вспоминали прошлое и шутили, так было легче переждать время и не слететь от страха с катушек.
Утро было серое и пасмурное. Дурной знак, окрестил погоду электрик — и посмотрев в окно, сделал знак рукой, чтобы к нему подошли мальчишки. За окном цепочкой тащились подростки. Кто босой, кто вообще в одних трусах, да майке, еле переставлял ноги и низко сгибался, точно у него за спиной висел пудовый рюкзак. Все подростки казались болезненно тощими, как скелеты.
Электрик вздрогнул, мельком рассмотрев пестревшие чёрным и ядовито бардовым крупные высыпания на телах и лицах идущих. Да что же это такая за напасть? Подумал мужчина. Эпидемия чумы, холеры, бешенства, новая разновидность гриппа? Сглотнул, но продолжал наблюдение.
— Всё тихо, идём за мной, — приказал электрик, направляясь к двери, когда процессия, за окном скрылась за пищевым блоком.
В коридоре было тихо, сыро и сквозь раскрытые окна в фойе своевольно гулял сквозняк. Свет всё так же не горел. Нигде. Словно полетели пробки. А может так и было сделано. Намеренно.
Темнота едва отступала от окон, таилась в складках тяжёлых драпированных штор, лежала тенями за лавочками, укрылась за крупными ящиками с захиревшими от холода тропическими цветами.
— Куда мы? — обеспокоено задал вопрос Воробьёв, понимая, что они топают в сторону столовой.
— Не дрейфь, малец. Мы только кое-что заберём, — ответил электрик, остановившись на минутку.
Они миновали пустующую вахту, разбитый в дребезги старый дисковый телефон лежал на полу, а шнур из гнезда розетки был вырван с корнем. Картина выглядела зловеще.
Не разделяясь мальчишки ни на шаг не оставили от электрика, то и дело прислушиваясь и длинное фойе, выглядело бесконечным. Дверь туалета была распахнута настежь. С виду внутри никого не было.
— Пожалуйста, давайте воды попьём, — предложил Воробьёв, — Ну, пожалуйста.
— Хорошо, я проверю, а вы пока стойте здесь, — пораздумывал пару секунд и ответил электрик. Затем первым направился к туалету.
В туалете дверь была попросту сорвана с петель, а на полу и стенах засохли кровавые пятна. Зеркало было разбито, кран с холодной водой свистел, фрамуга раскрыта настежь, но внутри оказалось пусто. Электрик закрыл распахнутую фрамугу, жестом подозвал мальцов и пока они утоляли жажду, стоял на карауле. После вдоволь напился сам.
Пашке приспичило по-большому, и он скрылся в туалетной кабинке. Чебурек поёживался, опасаясь поймать своё отражение в зеркале. Поэтому опустив голову, рассеянно поворошил мыском ботинка серебристые осколки зеркала на полу.
Бронеславович высунулся из дверного проёма. В коридоре ни шороха. В этот раз тишина действительно давала передышку.
Пашка выскочил из туалетной кабинки и потащил застывшего в оцепенении возле раковины Генку к стоящему в коридоре мужчине. И тут где-то в глубине коридора в одном из учебных кабинетов хлопнула дверь.
Надо торопиться, подумал Максим Бронеславович, и они направились в столовую за припасами и за вооружением.
Высокие почти до потолка, деревянные двери, ведущие в столовую были открыты — и это было плохо. Мало ли кто их увидит сейчас и кинется, точно бешеная зверюга. Но вот искомый электриком пожарный баллон висел на своём месте на стене вместе с ярким инструкционным стендом.
— Замерли на месте бойцы! — шикнул мужчина. — Я сейчас возьму вон тот баллон, и мы дуем к выходу, понятно?
— Ага, — кивнул Генка и тотчас вместе с Воробьевым скрываясь за декоративной колонной в фойе.
Электрик сделал шаг вперёд, затем ещё один и прислушался. В столовой кто-то был. С виду подросток. Он сидел за столом в опасной близости, от двери растопырив руки и с закрытыми глазами, чмокал губами как младенец-переросток. По его подбородку стекала слюна вперемешку с буроватой слизью, а на столе подростка лежали ошмётки плоти с почти обглоданной костью и в этих остатках с трудом, но угадывалась человеческая кисть.
От увиденного электрику поплохело. Разом стало тяжко дышать, он едва сумел подавить рвотный позыв. Твою то мать, твою то мать, в голове пластинкой заклинило стрёмную мысль.
Бронеславович стал, как рыба хватать ртом воздух. Грудь вздымалась и опадала как после пробежки. Сердце в груди колотилось как пулемётная очередь, и успокоиться простым волевым усилием, как ни старался мужчина, не получалось.
А что если подросток там не один? Успокойся Максим. Успокойся мужик. Давай лучше думай. Но он там точно не один, помнишь, что пацанята тебе рассказывали. Они же жрать любят. Страшно любят. Ааа! Нахлынувшая паника душила точно питон, обвивающий всё тело разом и стискивающий свои кольца. Обездвиживая.
Электрик стиснул зубы и всё-таки титаническим волевым усилием заставил себя глубоко дышать и при этом считать до десяти. Затем он лёг на пол и по-пластунски пополз, моля бога, чтобы чудовище за столом его не заметило.
Чмоканье подростка давило на уши. Сердце усиленно качало кровь, адреналин и страх мёртвой хваткой скрутили кишки, будто то и дело, перетягивая на себя канаты. По спине мужчины стекал холодный пот, пока он преодолел около двух метров до желанной стены и тут понял, что баллон бесшумно в руки не взять.
Мальчишки в фойе с вытаращенными глазами смотрели на него. Что же электрику было предпринять? В голове мужчины имелся вариант кликнуть пацанят и сорвать баллон со стены, затем бросить одному из них и бежать. А вдруг они стормозят, растеряются, не поймают баллон, тем самым наделают ещё больше шума. Вдруг там ещё кто-то помимо подростка? Много таких вот всяких вдруг.
Электрик вздохнул. На лбу выступил холодный пот.
Единственное в чём был мужчина уверен так это что надо спешить.
Грх, Грх, звук шёл из столовой, уже не походя на чмоканье младенца, а больше напоминая рычание, или урчание голодного залитого соляной кислотой желудка.
Вдруг тихо, но отчётливо скрипнула лавка, на которой сидел подросток.
Электрик, в который раз осмотрелся. Пройдясь внимательным взглядом по стенам, по дверям, а потом осенённый зарождающейся догадкой, задержал свой взгляд на дверях.
Бронеславович чуть не хлопнул себя по лбу, когда осознал, что у него есть реальный шанс всё это провернуть. Мужчина больше не думал. Он кинулся к дверям и быстро стал закрывать тяжёлые створки, а потом просунул в ручки, (благо, что они по форме своей были точно большие скобы) швабру, примостившуюся в углу за дверью, которую и заметил он то не сразу, в темноте.
Эврика! Протяжный скрип отодвигаемой скамьи дёрнул наждаком по нервам, поэтому он пулей отлетел от двери и мигом бросился к баллону, с треском сорвал с крепления, зажал в руках, и побежал к мальчишкам, жестикулируя им, чтобы направлялись к выходу из здания.
Они беспрепятственно вышли на улицу и сразу продрогли. Мокрый снег сыпал точно из мешка изобилия, застилая беглецам обзор своими пушистыми быстротающими на ресницах и носах хлопьями. Пару минут они просто стояли, привыкая к дневному свету, затем осмотрелись, с тревогой поглядывая на ставшее опасным здание трудколонии, да на засыпанную снегом дорожку, за которой ждала неизвестность.
— Что делать будем? — тихо, будто бы побаиваясь звука собственного голоса, спросил Воробьёв.