— Смотри как я и давай следом. — Он плавно съехал по трубе. Вуух — и уже внизу.
С лязгом взорвалось небольшое окно на пятачке крыши. Тощая рука, за ней поражённая наростами голова вывалилась из проёма.
— Что там Пашка? — вопил Генка, цепляясь за трубу. Труба заскрипела под его весом.
Тварь пару секунд раздумывала, вылазить ли из окна. Затем, раздувая ноздри, замерла в пародии, на прыжок в длину, расставив ноги и руки в сторону.
— Генка! — заорал Воробьёв, съезжай, я её отвлеку! — извлек на свет раскладной ножик, отданный электриком. Щелк.
— Падла сюда, давай я тут, — дразнил Пашка и бросился на тварь. С грохотом Генка съехал по трубе и больно сел на копчик. Труба закачалась и спикировала вниз следом за ним.
Тварь уворачиваясь от ножа, а затем схватила Пашку в капкан своих тонких и очень гибких рук, сжала намертво, в тиски.
— Ааа, — завизжал Пашка. — Больно. — От боли выступили слёзы. Грудь сдавило. Он умудрился всадить твари в горло нож. Тварь щёлкнула пастью, нож мешал ей открыть рот и куснуть его. Только раздувались ноздри, да мутные глаза бегали из стороны в сторону. Тощие руки сжимали грудную клетку Пашки. Ему не куда было отступать. Тварь будто и не ощущала боли, её зубы вот-вот должны были впиться Воробьёву в щёку.
Изо рта твари стекала слюна, разлеталась в стороны как у бульдога. На глазах Пашки выступили слёзы. Он пинался и сопротивлялся из последних сил, хватал ртом воздух, потому что задыхался, но разомкнуть объятия твари мальчишке как ни старался, не удалось.
— Получай! — крикнул Генка и шмякнул тварь в морду обломком трубы. Раз другой. Голова твари дёрнулась в сторону. Один глаз лопнул. Руки чуток ослабили хватку и Пашка смог вовремя отскочить в сторону.
На шум на пятачке крыши из разбитого окошка показались ещё заражённые подростки и у большинства из них не было нормальных человеческих лиц.
— Бежим! — закричал Пашка. — Мы должны прыгать. Забор совсем близко. Максим Бронеславович говорил, что раз во всех корпусах нет электричества, даже на постовой вышке, так это значит, что ток по верхней сетке над забором тоже не подаётся. Если руками коснемся, не зашибёт. Главное допрыгнуть. Там перелезем. Главное нам очутиться на другой стороне. Остальное не важно, — с жаром приводил убедительные доводы Воробьёв.
— У меня вот что есть! — Чебурек показал на банку из под детского питания приспособленную под коктейль Молотова, которую он засунул во внутренний карман зимней куртки.
— Ну ты даёшь! — радостно воскликнул Пашка и хлопнул по плечу друга. — Давай-ка разгон брать, сказал он. Позади них протяжно засвистело.
— О нет, — сказал Пашка первым оказавшийся на краю крыши.
— Что там, что?! — возвестил Генка, рыскающий по карманам в поисках коробка спичек.
Наконец он его нашёл и достал. Очередная тварь уже наполовину вылезла из окошка на крышу.
Пашка отошел от края крыши и помог Генке сбросить вниз тварь с ножом в горле. Затем совместными усилиями они вышибли с помощью трубы тварей лезущих из окна обратно в комнату и наконец трубой вставленной в оконный проём перекрыли им всем дорогу на крышу. Временно им это удалось.
— Уф, — вздохнул Генка и сам подошёл к краю крыши. На снегу извивались громадные чёрные слизняки. Их массивные тела покрывали крапчатые наросты, с вздувающимися и опускающимися на поверхности, будто дышащими шариками. Слизни свистели.
— В сторону чувак, — подпалив фитиль банки, сказал Генка и, размахнувшись, бросил маленький коктейль в кучу малу слизняков. С хлопком полыхнуло. Свист перешёл в жалобное поскуливание.
«Мы победили», хотел крикнуть Пашка и хлопнуть Генку по плечу. Но опешил, слизняки стали сбиваться в кучу, ворочались на снегу, и огонь быстро прекратился.
Затихающий свист снова усилился, став ещё более протяжным и откровенно злобным. Заработали глаза — антенны на головах тварей, одновременно повернувшись в сторону крыши. От этого синхронного действия у мальчишек свело животы, засверлило между лопаток и волосы на голове начали подниматься дыбом.
— Ааа! — заголосил Пашка. Он взял за руки Генку и приказал:- бежим!!!
Внизу слизняки наползали один на одного, таким образом становясь всё выше и выше — и сразу мальчишкам стало понятно, что твари задумали таким образом добраться до них.
— Нет, нет, — закричал Генка и посмотрел на Пашку. Куча мала из слизней стремительно росла вверх. Их усики шевелились, а из пастей вырывался свист, наполненный предвкушением.
— Бежим, Генка. Живо дуй. Не то поздно будет, — застыли в воздухе слова Воробьёва… Генка разогнался и побежал точно заправский марафонский спринтер
.-Ааа! — закричал он и оттолкнувшись в прыжке на мгновение, завис в воздухе, а потом больно стукнулся подбородком о бетонную кромку забора. Руки мальчишки оцарапались за металлическую сетку, но удивительным образом ухватились крепко. Толстые ножки пацана волочились по бетону, сучили, но подтягивались вверх.
Наконец парнишка сумел перекинуть одну ногу через сетку и замер, на месте восстанавливая дыхание. Вдох выдох. Друг был на заборе. Генка смог. Пашка оторвал взгляд от спины толстого слизняка, пузыри-крапинки которого вздымались и опадали.
Воробьёв побежал, набирая разгон — и что-то громко лязгнуло за его спиной.
Пашка оглянулся, наблюдая, как труба покинула окно, вытолкнутая тварями. Страх сжал кишки, железной рукой и завернул в тугой узел. Он стиснут зубы — и побежал.
«Давай, друг, сделай это!» — словно подбадривал взгляд Чебурека. Пашка прыгнул, оттолкнулся и бросился на забор. Сердце мальчишки замерло в горле и пропустило удар. Руки схватили воздух, соскочили и затем крепко сомкнулись на проволке.
Острая проволка рвала, резала пальцы. Боль пришла не сразу и была резкой как от ножа. Воробьёв зашипел, но проволку не отпускал.
Что-то мягкое коснулось его лодыжки. Холодное и слизкое, он дёрнул ногой, пытаясь вырваться. Не получилось. Внезапно коже стало горячо, ужасающе горячо. Взгляд мельком вниз и Воробьёв увидел, что к его икроножной мышце присосался слизняк.
Мочевой пузырь Пашки не выдержал. Теплая жидкость обмочила штаны, потекла, вниз пропитывая носки. Пальцы мальчишки скользили и почти разжались.
Чебурек схватил его за плечо и тащил. Глаза Генки были вытаращены, он что-то говорил, но Пашка его слов не слышал. Он отчаянно отбивался от присосавшейся твари.
Ноги Воробьёва скользили и скользили по бетону. Пашка чувствовал, что вот-вот сорвётся, потому что слизняк точно гиря тянул вниз. Даже смотреть на его треугольную морду вызывало у мальчишки омерзение. Отчаяние душило его и ко всем прочему невыносимо хотелось блевануть.
— Давай чувак, ты сможешь, не сдавайся. Борись! — твердил Генка как очумелый, но в тоже время решительный как на олимпиаде по биологии, в которой он победил, вопреки всем прогнозам учителей. С рвением питбуля Генка тащил друга наверх со всех сил.
— Вот увидишь, скоро уже к бабушке моей поедем! — твердил он. — Давай раскачайся. Давай Пашка. Ты же мне нужен. Ты же мне брат, ну, пожалуйста, пожалуйста, — перешел Генка к увещеваниям.
Голова Воробьёва кружилась. Слизняк раздувался на глазах и от высосанной крови стал гораздо тяжелее.
От боли, от усилий слёзы стекали по щекам Воробьева, нос хлюпал, но мальчишка не сдавался. Он не хотел умирать. Не хотел умирать вот так. Ни за что, ни про что после всего, что ему довелось здесь пережить.
— Подтяни меня Генка чуть-чуть, и я попробую кое-что.
Чебурек подтянул друга и поддерживал его одной рукой, чтобы он не упал. Хотя плечо мальца от усилий отчаянно ныло. Но всё равно, Пашка находился слишком низко.
Всплеск адреналина в крови притупил страх. Ненависть к тварям душила. Ноги дрожали. Руки дрожали, но Генка пересилил себя, понимая, если он что-то не предпримет, то Пашка упадет вниз. Его единственный настоящий друг упадёт. Нет, только не так. Кряхтя, почти закрыв глаза, Генка перебросил ногу с забора и снова держался только на руках, затем нацелился и стал дубасить тварь ногой по голове. Раз другой, пока не смял её подошвой зимнего сапога до ослизлой массы.