На гладком, всегда чистом полу в коридоре мальчишки разглядели пятна и горки чего-то напоминающего ржавую пыль, а возле диванчика лежал ворох перепачканных вещей, с виду комплект женской пижамы большого размера.
Мальчишки молча углубились в коридор и, повернув, остановились у кабинета медсестры. Деревянная дверь со вставным стеклом до пола была не заперта. Свет в кабинете горел.
Мобильный телефон Зинаиды Григорьевны сиротливо лежал на столе, как и её пальто, висело на вешалке, только вот сама медсестра куда-то исчезла. В изоляторе было темно и они не стали заходить внутрь помещения.
Как оказалось, свет был включён только в левом коридоре медблока и в кабинете медсестры.
— Нет, всё это явно не нормально, — по-бабски истерично взвизгнул Чебурек и громко сказал.
— Мы должны немедленно позвонить в полицию.
— Идиотина, угомонись, — прошептал Воробьёв хватая друга за руку. — Давай спокойно проанализируем ситуацию, иначе попадём в неприятности, как лопухи.
— Всё очень плохо, — упрямо сказал Чебурек, и добавил — нутром чую.
— Ну, тогда нам остаётся вывить все факты и действовать по обстоятельствам. Пошли, прогуляемся, — решительно предложил Воробьёв, направляясь обратно в коридор, утаскивая впавшего в ступор Чебурека за собой.
На улице снова воцарилась зима. Кружащийся густыми хлопьями снег снижал обзор и, покинув корпус медблока через пожарный выход, мальчишки озябли.
Лениво переваливая ноги, погруженный в собственные мысли Чебурек, неожиданно задрал голову вверх, вглядываясь в очертания тёмной вышки и истуканом замер на месте.
— Пашка, я не пойду дальше. Ты как хочешь, но, сам гляди, свет у Савельича не горит. Так быть не должно. Это нарушение должностной инструкции. Точно тебе говорю.
— Не дрейфь, Генка идём до конца, — нарочито бодро выдавил Воробьёв, потому что только присутствие друга, которому нужна была его поддержка, не давало ему самому сдаться под наплывом собственного страха.
— Нам осталось только дойти до пищеблока и глянуть, куда подевались ребята. А заодно посмотрим на пост охраны у центральных ворот, — сказал Воробьёв и крепко сжал пальцы Чебурека.
— Но, но, как же, — замямлил Чебурек, вглядываясь сквозь налипшие на ресницы снежинки в лицо тощего друга.
— Ты же не дрищь Чебурек, или я ошибался. Тогда давай топай назад и не трави мне потом байки, как ты сиганул в реку с моста и следил в дремучем лесу за двоюродным братом и его сисястой шлюшкой.
Чебурек сжал зубы, затем глубоко вздохнул, точно смирился с собственной участью и крепко сцепил руки в замок и сказал:
— Ладно, уговорил ты меня Пашка. Пошли, разберёмся, со всем этим фиговым дерьмом, пока я не превратился здесь в сосульку. — Воробьёв натянуто улыбнулся и хлопнул по плечу друга.
За время, проведённое в медблоке, следы подростков из спального корпуса замело. Генка и Пашка шли под свист ветра То и дело мальчишки слышали, как резко лязгает на ветру не запертая железная дверь овощехранилища.
В кухонном корпусе было темно. Даже над дверью кладовой, где разгружали продукты, фонарь в ребристом кожухе не горел.
Напротив пищеблока располагался трудовой корпус, где проходили уроки труда, и размещался личная вотчина завхоза. В окнах завзятого полуночника свет тоже не горел.
Они остановились, когда Генка разглядел чёрные капельки на асфальте. Кровь, уверенно подумал он.
Воробьёв шепнул сквозь зубы,
— Чего как столб стал, — а потом и сам разглядел два грузовика у ворот с открытыми дверями, привозящие в трудколонию продукты. Пашка сглотнул, от нехорошего предчувствия у мальчишки засосало под ложечкой, а в горле образовался комок.
— Пригнись, — шепнул Воробьев, и они присели, упираясь спинами в стену. Дальше был открытый простор, да только мусорные баки в ограждении кирпича. Мыслей не было. Мальчишки без слов поняли друг-друга и замерли на месте, наблюдая за происходящим.
Странно передвигая ноги и сутулясь, в незастёгнутой куртке и без привычной форменной шапки невысокий крепыш охранник, точно сонная муха запирал центральные ворота. Из-за его чудного поведения и нелепого внешнего вида вызывающего смутную тревогу, мальчишки не стали просить его о помощи.
Дождавшись, когда мужчина повернётся к ним спиной, Генка и Пашка, отодвинулись от стены здания и поползли к огороженным кирпичной кладкой мусорным контейнерам.
Снова резко скрипнула дверь овощехранилища.
Охранник уверенно направился к овощехранилищу, за ним ковылял, откуда-то появившийся, то ли завхоз, то ли его сменщик Медведев.
— Тсс, — прошипел Чебурек, а потом и вовсе замер, скукожившись в своём укрытии. Воробьёв же зажал рукой рот, чтобы не закричать. Они увидели, что из овощехранилища гурьбой стали подниматься мальчишки, некоторых, явно бессознательных подростков волокли точно кули с мукой.
Вдруг вышедший охранник задрал голову вверх, повернулся, замер на месте и стал приглядываться в их сторону, точно что-то почувствовал. Шапка съехала на бок, и на его лбу что-то двигалось. Непонятное, длинное, подрагивающее, как усики.
Воробьёв дёрнул друга за руку, мол ложись. Чебурек рухнул в снег, и они поползли по-пластунски пока не упёрлись в сторону оранжереи, возле которой росли яблони. Затем медленно поднялись и побежали.
От страха у обоих мальчишек тряслись поджилки. Разворачивающиеся на их глазах события становились всё более иррациональными, оттого и накатывал на ребят липкий необъяснимый ужас.
Они не знали куда бежали, но инстинктивно избегали спальни, избегали медблока и, пробравшись в центральный корпус, бежали по пустым неосвещённым коридорам, пока не забрели в один из кабинетов, где проводились занятия. Там они спрятались в громоздком шкафу, со всяким реквизитом и старьем, где забившись к самой стене согрелись и заснули.
Воробьёв всхлипнул и проснулся первым, сначала не понимая, где он очутился и что происходит. Кругом темнота, а рядом кто-то лежал и сопел носом то и дело постанывал, как скулящий пес. Сердце мальчишки учащённо забилось и тут же сжалось от страха. Он не мог сориентироваться, руки натыкались на предметы, хватали бумагу, и задевали стеклянную тару и что-то похожее на перья. От паники и спёртого воздуха мальчишка начал задыхаться.
— Аах, — проснулся, простонав Чебурек. Воробьев дернулся, угодив спиной в стену, и чуть не заорал, но узнал интонацию голоса друга. Голова работала плохо. Но потихоньку перед ним начала складываться картина.
— Где мы? — тихо промычал Чебурек. — Я писать хочу, — добавил, точно маленький и схватил Пашку за руку, которую в любой другой раз Воробьёв бы выдернул, но сейчас решил всё оставить как есть. Сейчас он был слегка не в себе, растерян и честно сказать до усрачки напуган.
Он снова вздрогнул, по позвоночнику разлился холод и замер где-то в кишках свернувшись узлом ледяных осколков. Пашка пытаясь отделаться от приснившегося кошмара, который, судя по крепко сжимающим его ладонь пальцам Чебурека, кошмаром вовсе не был.
— Что делать будем? — бодро и с надеждой сказал Чебурек и болезненно сжал руку Воробьёва.
Пашка вздохнул. Вот так всегда его без спроса снова назначали лидером.
— По обстоятельствам Генка. По обстоятельствам.
Они выбрались из кабинета и никого не нашли. В центральном корпусе было неестественно тихо. Не сновали туда сюда подростки, не было слышно гула голосов и смеха. Не улюлюкало вечное радио директора, которое включалось ежедневно в целях просвещения подрастающего поколения классической музыкой.
По пути мальчишки направились в туалет, где сделали все свои дела, поочередно становясь в коридоре на всякий случай на стреме.