— Так, — сказал Любомысл. — Пока разговоры в сторону. Милован, помогай Борко. Разбирайте чеснок, развешивайте и раскладывайте куда только взгляд ляжет, где только малейшую щелочку увидите или подумаете что она есть. Светильники возьмите и всю башню пройдите. Снизу начинайте, не ленитесь — дело нехитрое, а чеснок всем нам жизнь сохранит. Да чтоб веселее работалось, и знали, что не впустую это делаете, гляньте, что там от связки, которой Борко в албаста швырнул, осталось.
— А что осталось? — полюбопытствовал Милован.
— Не знаю, сами увидите! — ухмыльнулся старик. — Думаю, ничего там нет. Сгорел чеснок или в лучшем случае обуглился. А мы сверху раскладывать начнем, встретимся на середине. Только еще одно дело сделаем и начнем.
Увешавшись чесночными вязками Борко и Милован боязливо спустились вниз.
— Прозор, Велислав. Пока молодцы внизу ходят, да дрожащими перстами чеснок всюду распихивают, давайте больными займемся. Помогите мне.
— Что делать будешь? — спросил Велислав.
Любомысл пожал плечами. Хоть и не лекарь, но один хороший способ знает. Его все знают.
— Хлебного вина им дать. Когда непривычного человека море побьет, то первейшее средство — это чарку-другую водки выпить. Болезного стошнит, прочистит и ему полегчает.
— Что-то не слышал о таком, — ухмыльнулся Прозор.
— Ты не слышал, а я точно знаю, — твердо ответил старик. — Сам когда несмышленым мореходом по морям ходил, таким вот изнеженным способом к качке привыкал. Но это у вестфолдингов принято, у других народов пожестче: лекарей у них почитай и нет. И заботится о тебе, болезном, никто не станет. А не можешь на ногах стоять, после того как волна побьет, захочешь где-нибудь под скамьей притулится или в трюм спрятаться, так тебя плетью или кулаком быстро в чувство приведут. Говорю, первое средство от любой хвори — это крепкое хлебное вино, наша альтидская водка. У иноземцев такого напитка нет, а зря. Вернее есть, но другой: вонючий. Они водку делать не умеют, да и не из чего. Всякую дрянь взамен пшенички квасят… А когда брага поспеет, как из нее водку выгнать, не знают. Нет, наша водочка, — тут Любомысл облизнулся, — самое лучшее, что есть! Первейшее средство от всякой хвори. Ладно, заговорились. Давайте-ка, приподнимайте им головы по очереди, да зубы разжимайте. Я хворых потихоньку поить стану. Все равно ничего другого у нас нету.
Распечатав принесенный Борко кувшин, Любомысл нюхнул, одобрительно поморщился, крякнул, плеснул в поднесенную Прозором чарку немного водки, чуть смочил губы и пополоскал рот. Кивнул — годится. Крепка, гореть будет! Самое то! Встав, старик пошел в отгороженный угол к хворым дружинникам.
Прозор поднимал голову, Велислав разжимал рот, а Любомысл со знанием дела, бережливо, вливал меж губ огненную жидкость. Дело спорилось.
— Ну, что скажешь, Любомысл? — спросил Велислав после того, как последнему из занедуживших влили по четверти чарки. — Серьезно хворают?
— Не знаю, Велислав, не знаю… — задумчиво почесав затылок ответил Любомысл. — Хорошо б их к знахарю толковому. Да где его взять-то? Вот смотрю на них и думаю: не всякий знахарь с этой хворью совладает. Неладно с ними… Ладно, водка вреда не принесет, а польза может и будет. Все, идемте. Надо чеснок раскладывать. От него точно толк есть.
Чесночные головки успели распихать только на своем ярусе, когда вернулись Милован и Борко. Молодцы повеселели, испуг прошел. Тем более за воротами башни, как они не прислушивались, не раздалось больше ни одного подозрительного звука, ни шороха… В глубине души у Борко теплилась надежда, что утопленник албаст, перепугавший его до смерти, ушел обратно в реку.
— Все заделали, — улыбнулся довольный Борко. — Чеснок пихали в любую щелочку. В иную и муха не пролезет. Особенно внизу усердствовали. Ты ж, Любомысл, сказал, что албаст по стенам не может лазить. Значит, ему пусть сюда только через низ, а он закрыт. Все, можно отдыхать.
Повесив на стену плащ, Борко уселся и устало закрыл глаза. Слишком много за сегодняшний вечер выпало на его бедную голову… Но вредный старик, не дал хоть на немного забыться.
— Это албаст по стенам не лазит, — ехидно сказала Любомысл. — А если иная нежить? Да еще с крыльями?
Милован и Добромил засмеялись, а Борко чуть не подпрыгнул, — сон мигом улетучился.
— Это какая другая? Ты это, Любомысл, на ночь глядя беду не накликай! Хватит с нас одного Ведени, упыря-албаста, как вы его с Прозором зовете.
— Нет, погоди Борко, ты рот Любомыслу не затыкай, дай сказать, — встрял Милован. — Что это за нежить такая, которая через верх войти может? Да про албаста поподробней расскажи. Мы знать хотим, верно? — Милован обвел взглядом окружающих. Кажется, все, даже маленький княжич Добромил не прочь были послушать про загадочную нежить.