– Пересчитай.
Девушка взяла деньги и невнимательно пересчитала. Веснушки теперь проступали очень отчетливо на ее побелевшем лице.
– Еще раз, – властно приказал Отум. – Ты могла ошибиться.
Я не сомневался, что он специально изводит ее – в качестве мелкой мести за то, что она чуть его не раскрыла.
Руки девушки заметно дрожали, когда она пересчитывала деньги повторно.
– Все.
– Все, – согласился Отум. – И ты не знаешь, кто я.
– Нет, – пробормотала девушка.
– «Нет» – не знаешь, или «нет» – как выражение несогласия с моим утверждением? – со своей привычной неприятной ухмылкой уточнил Отум.
– Нет – я не знаю, кто вы, – глядя на Отума с испугом, сказала девушка.
– Ты забудешь мое лицо, как только за мной закроется дверь.
– Да, я забуду.
– Пока-пока, – мягко произнес Отум, подцепляя пакет кончиками пальцев.
Мы вышли из магазина, провожаемые истерично звенящим колокольчиком.
Как только дверь захлопнулась, лицо Отума скривилось от ярости. Его губы беззвучно пошевелились: «Сука», затем он пробормотал что-то про спички и исчез за дверью.
В ту же секунду в мою руку вцепились холодные, липкие, будто в патоке, пальцы Миико, о котором я, кажется, ни разу не вспоминал за последние десять минут.
– Не ходи, – попросил он.
Но умиротворяющая, трусливая, эгоистичная нота в его голосе только подхлестнула мою решимость.
– Мико, мне похрен, – бросил я, отцепляя его пальцы с моей руки, и поднял с засыпанной серым песком обочины крупный камень.
Я толкнул красную, с пыльными прямоугольными стеклами, дверь… над моей головой тонко звякнул колокольчик… и… и я с облегчением подумал: «Ничего не случилось».
– Спички, – с мерзостной усмешкой поглядев сначала в глаза девушки, а затем, оглянувшись, в мои, сказал Отум. И взял коробок с прилавка. Потом достал из кармана ровен и положил в тарелку для мелочи.
– Сдачи не надо, – сказал он с сочащейся сарказмом вежливостью.
Неторопливо пройдя мимо меня, Отум вышел на улицу. Колокольчик позвенел ему на прощание. Мы с девушкой стояли неподвижно, словно два дерева, которым вздумалось прорасти прямо сквозь пол магазина. Ее взгляд уперся в камень в моей руке. Я смущенно убрал камень в карман, и он тяжело скользнул вниз, натянув ткань.
– Забудьте, – произнес я через силу и, уже повернувшись к двери, смущенно добавил: – Извините.
По моим щекам, лбу и носу медленно расползался жгучий жар, будто я включил конфорку и наклонился над ней.
Снаружи магазина Отум лениво рассматривал свои острые ногти. Миико вытянулся столбиком, как суслик.
– Идем дальше? – осведомился Отум, карикатурно поднимая брови.
Как будто у нас был выбор, идти или не идти. Мы вытащили все из пакета и разделили ношу на троих. Я был действительно счастлив, что мы уходим подальше от магазина (и что ничего серьезного там не стряслось, не считая того, что Отум подтвердил своим поведением самые мрачные из моих предположений).
Каждые двадцать шагов Отум начинал ржать, и в эти секунды меня охватывала готовность убить его едва ли не большая, чем возле двери магазина.
– Камень, может, выбросишь? – давясь от смеха, напомнил Отум.
– Оставлю на всякий случай, – откликнулся я с прохладцей.
– Конечно, – легко согласился Отум. – Кто знает, когда еще пригодится. Но с кем – можно предсказать. Только смотри, чтобы под его тяжестью с тебя штаны не свалились.
Губы Отума задрожали в очередном приступе смеха. Миико подавленно молчал. Я надеялся, что и Отум наконец заткнется, но ждать от него милосердия все равно что ждать песен от рыбы.
– А что, – продолжил Отум, – ты бы так легко вмазал мне булыжником по затылку?
– Давай проверим? – хмуро предложил я. – Встань передо мной и отвернись.
– Какая храбрая детка, – восхитился Отум. – Но мы и без проверок знаем, что я тебя живьем в землю закопаю, да?
Да, я это понимал. С каждым очередным глупым смешком Отума у меня в горле все выше поднималась тошнота. Мне было действительно все равно, что сейчас я выгляжу слабаком, и я пошел быстрее, убегая от его голоса.
Где-то час, полтора (раньше у меня были часы, но они разбились в драке с Отумом) я шел на расстоянии от остальных. В голове шумело, будто я приложил к каждому уху по большой морской раковине.
5. Пальцы
На меня навалилась страшная усталость, и я тащил рюкзак уныло, как столетняя черепаха свой опостылевший панцирь. Голова налилась пульсирующей болью, глаза жгло, будто в них песка насыпали – что было близко к истине, потому что в воздухе мошкарой носилась легкая мелкая пыль. Я не видел ее, но чувствовал, осевшую тонким слоем на моем лице. Мне уже хотелось, чтобы снова начался дождь и прибил пыль к земле. Откуда она вообще взялась?