– Подумай, ты идешь неизвестно куда…
– Разве мы идем не в Торикин?
– … неизвестно с кем…
– Если подразумевать под неизвестно кем тебя, то с этим утверждением сложно поспорить. Хотя некоторые предположения у меня уже возникли.
– …неизвестно зачем. Начиная подобные путешествия, следует учитывать, что они могут завершиться как угодно, причем плохой финал вероятнее хорошего. Но ты собрался и ушел, не объясняя себе даже почему ты уходишь. Что это – проявление врожденного кретинизма?
Что мне делать – рассмеяться, выругаться или забыть обо всем и врезать? Я не мог выбрать, поэтому только сказал:
– Врожденный кретинизм – твой диагноз, Отум. Это ты болтаешься туда, сюда. При эдаком образе жизни ты обязательно однажды вляпаешься в такое дерьмо, что не выплывешь даже на своем самомнении. А я впервые сорвался с места. Еще могу рассчитывать на везение новичка.
Отум рассмеялся.
– Вполне логично, но не верно. Моя цель была определена еще до моего рождения. Можешь считать меня праздношатающимся, но я движусь в верном направлении. И, поверь мне, одержимо стремящиеся к цели в большинстве случаев выживают. Сначала идут в расход те, в чьих головах полная неопределенность. Такие, как ты.
Миико, резко остановившись, ждал нас, пока мы не сровнялись с ним.
– Я не понимаю, о чем вы говорите, – сообщил он с вопросительной полуулыбкой.
Отум молча провел по его шее, обхватив ее длинными пальцами, и затем вниз, по груди, до живота, умышленно – я понимал это – провоцируя во мне ревность. Миико наивно улыбнулся. В отличие от него, я понял этот короткий, полный недосказанности и намеков разговор слишком хорошо, и злился до белых точек перед глазами. В то же время в груди осел холод.
«Ты что, убил кого-то?». Сейчас я бы уже не смог так легко, не задумываясь, выплюнуть этот вопрос. Потому что опасался ответа «да».
Отум угрожал мне. Но здесь было и что-то кроме враждебности и обещания неприятностей. Что самое скверное, я отзывался. Поверхностью моей кожи, моим животом, кончиками моих пальцев. Пусть я был сплошной заурядностью, но в Отуме было что-то… какая-то тайна. И интерес к нему был силен, как голод.
В метре от нас с ужасным ревом пронеслась огроменная фура с зелеными роанскими буквами на борту, брызнув на нас песком и мелкими камушками с шоссе. Миико шарахнулся. Я прикрыл уши ладонями. Отум не дрогнув продолжал движение, не сочтя фуру достойной его внимания.
– Отум! – крикнул я. – Как тебя зовут по-настоящему?
Он прижал ладони к затылку и потянулся.
– Даже если ты узнаешь, как меня зовут, не думай, что я что-то изменю в твоем поганом существовании. Хотя ты и не узнаешь. Если только за пятнадцать секунд до твоей смерти.
Небо было бело-синеватое, как молоко, разбавленное водой. Его бледный цвет и в теплый день, а не в прохладный и продолжающий остывать сегодняшний, создавал бы ощущение холода, и от одного взгляда наверх я покрывался мурашками. Не раздумывая о неминуемом комментарии Отума, я достал из рюкзака ветровку. Плевать, что август. По ощущениям октябрь. Не могу припомнить другого такого холодного и дождливого лета.
– Детка замерзла, – ужаснулся Отум, драматично раскрывая глаза.
Я сделал вид, что не слышу. В моей голове теснилось много мыслей, но все они были не для озвучивания.
Отум опасен. Умышленно отстав, я смотрел в его спину и думал о том, что Отум неизвестно кто и ждать он него нужно неизвестно чего. Причем, используя его же высказывание, плохой вариант развития дальнейших событий куда как вероятнее хорошего. Отум двигался плавно, с расслабленным спокойствием сильного, находящегося среди слабых. Но насчет меня он заблуждался. При необходимости, силы у меня найдутся. Объяви мне войну, Отум…
… и мы повоюем.
– Ты что-то сказал? – спросил Отум, оцарапав меня колючим взглядом.
– Нет. Просто слишком громко подумал, – ответил я.
Мы свернули с шоссе на узкую разбитую дорогу, которая выглядела так, будто ее не чинили ни разу за долгий срок ее службы. Асфальт растрескался и крошился. По обочинам уныло повисли рано пожухшие кусты. Миико наклонился завязать распустившиеся шнурки, затем потрогал вялый лист и спросил:
– Что это за пыль?
Но ему никто не ответил.
И вскоре случилась эта ерунда в магазине.
4. Ерунда в магазине
Магазин был маленький, с красной застекленной дверью. Узкие прямоугольники стекол казались матовыми из-за покрывающей их желтовато-серой пыли. Ни одно ровеннское строение не обходится без крылечка, хотя бы в три ступеньки, но это все же обошлось, отчего у магазина был нестойкий и какой-то «временный» вид, создающий ощущение, что вот-вот приедет эвакуатор и отбуксует хлипкое строение прочь. Однако, когда мы растворили дверь, внутри приветственно зазвенел колокольчик. Отум вошел первым и, как самый высокий из нас, задел колокольчик лбом. Звяканье заглушило ругательство, которое Отум бросил себе под нос.