Матвей Борисович почтительно кивнул головой -смекалку купец уважал. Но тут уже его и самого за локоток потянул Егор Ефимович:
- Чего меч-то в гарнизоне не купили? Скинулись бы на такое дело. Что он там, с вилами-то...
- А с мечом чего? Что уж и деньги тратить! - Возмутился Матвей Борисович. - И так вилы какие отдал. Хорошие вилы-то. Еще мой батюшка их приобрел. Сносу нет. А черенок какой! Какой черенок! Э-э-х...
Егор Ефимович согласился и сочувственно вздохнул. Вилы, да с хорошим черенком -- вещь действительно ценная, жалко, что пропадет.
Главная деревенская улица быстро пустела. Мужики, еще издали завидев горемычного пастушка и его конвоира, вдруг вспоминали, что не наточены косы или не наколоты дрова на зиму, и, почесывая затылки, разбредались по своим дворам. Бабы вели себя расторопней - с криком и руганью они созывали ребятню в дом и в спешке запирали за собранной детворой ворота. Некоторые сорванцы, правда, все норовили забраться на забор и оттуда поглазеть на скорбную процессию, а то и скорчить дразнящую рожицу, за что неминуемо отхватывали подзатыльники метко запущенными кем-нибудь из домашних утиральниками. Василек шмыгал носом и обреченно перебирал ногами, не отрывая взгляда от земли. Онисим, напротив, зорко поглядывал по сторонам, насвистывая мотив незатейливой песенки. Не то, чтобы он верил, что кто-то воспротивится решению собора, скорее проявлял бдительность по многолетней привычке.
Однако, как старый вояка и предполагал, никто из соседей не решился вступиться за паренька, так что деревню парочка покинула, так и не обронив ни с кем ни единого слова. И все-таки Онисим немного, но ошибся, потому что сразу за околицей их поджидала Кирка. Серая с лица, что льняная скатерка, она крепко сжимала в руках маленький узелок. Даже костяшки на пальцах побелели.
- Вот блаженная, - тихо проворчал себе под нос мужик.
- Ты чего здесь? - Без особого интереса, скорее от неожиданности спросил Василек.
На бледном девичьим лице загорелись темно-фиолетовые глаза.
- Я помочь пришла, Василек. Вот, возьми с собой. Как чудище встретишь -- развяжи да брось в него. - Кирка протянула пареньку узелок.
Пастушок озадаченно уставился на спасительный... хм... "чудоснаряд"?
- А с рукой что? - Василек заметил повязку на левой кисти.
Кирка не успела ответить. Онисим воспользовался замешательством и выхватил мешочек.
- Отдай! - Воскликнула девушка.
- Что же за волшебный узелок такой, что самому чудищу с ним несдобровать? - Ухмыльнулся мужик и взвесил мешочек на руке. - Дай-ка погляжу...
- Не открывай! - Опасно сверкнула темными глазищами Кирка. - Травы там, заговоренные, зачарованные. Не в нужный час откроешь -- хворь навлечешь на себя. Ни один лекарь не поможет!
- Ишь ты, "ни один лекарь", - передразнил Онисим, но открывать мешочек передумал. - Мать что ли научила? А все говорила, что колдовства не творит.
Девушка поспешно забрала выменянный у божка дар.
- Да только уж сколько и богатырей, и волхвов царь посылал. Никто с этим чудищем справиться не смог. Неужто ты думаешь, что заговоры деревенской знахарки-недоучки помогут? Разве что нечисть со смеху лопнет, когда вместо острых вил в поддых пучок сена от молодца получит, - загоготал мужик.
Василек опираясь на вилы будто на посох, устало прислонился лбом к древку.
- Прав дядька Онисим. Какая от тебя помощь, Кирка. Ступай домой, - вяло пробормотал он. - Что уж теперь...
- Тогда я с вами пойду.
- Вот дуреха. Куда собралась? На бой с чудищем? - Заржал мужик. - Ты его точно решила смехом уморить!
- Все равно пойду.
- Да и шут с тобой, иди. - Легко согласился Онисим. Какое ему, в конце-то концов, дело?
Василек ничего не ответил. Даже смотреть на Кирку не стал. Зашагал себе дальше.
И все же дружеская поддержка приободрила парня. Понемногу он приноровился к своей железной "рубахе" и вскоре зашагал хоть и тяжело, но верно. Онисим, старый вояка, оценивающе поглядывал на приосанившегося "узника" - хмурился, щурился да и забрал у того вилы. От греха.
- Вот навязалась на голову, - буркнул он себе под нос.
- Симольцы псоватые, все из-за них! - Вдруг зло процедил Василек. - Надо было Гороху все царство ихнее победить, а колдунов поубивать! Чтоб неповадно было на людей честных проклятия насылать.
- "Честных", - передразнил паренька Онисим и скривился так, что и без того уродливый шрам на его лице сделался корявой, глубокой рытвиной. - Чтобы ты понимал. И какой он тебе "Горох", дурья башка? Ингвар Оох -- так величали государя-то нашего. Не весинец ведь он был, а Стевольский княжич. А как женился на царевне нашей, так и стал царством править. И Стеволье с той поры весинской землей стало. Только для нашего слуха "Ингвар Оох" - очень уж непривычно конечно. Вот такие глупендеи как ты, что языком за каждый зуб зацепляются, и стали его Горохом звать.
- Да ну! - Василек остановился и, похоже, от удивления вообще позабыл куда идет.
Кирка тоже с любопытством смотрела на старого вояку. Онисим хмыкнул и скомандовал короткий привал - уж очень разнылось сегодня больное колено.
- Вот тебе и "ну"! - Засмеялся мужик, присаживаясь на поваленное дерево. - Ты, вот, дальше слушай. Тогдашний симольский царек, Ульвар, братом двоюродным нашему Ингвару приходился. А братья, они ведь как поссорились, так и помирились. Только весинцы с симольцами сколько соседями были, столько искоса друг на друга и поглядывали, оценивали у кого земли богаче да бабы краше. Берут завидки на чужие пожитки-то. Война тогда с того и началась, что "добрые" соседи друг другу хорошей жизни не простили. А после Ингвар решил, что больше на брата войной не пойдет, не по нутру ему это было. Вот и взял за победу одну лишь симольскую деревню вместе со всеми жителями, ту, что раньше на месте Гнилушек стояла. Выбрал из отличившихся воинов пару десятков тех, что победнее, подарил каждому тяжелый от монет кошель, да повелел им селиться в той деревне вместе с симольцами -- взять себе пустой двор да отремонтировать или новый поставить. И никакого ропота и недовольства слышать тогда не хотел. Думал, в соседних дворах жить станут -- подружатся.