Выбрать главу

   - Что же вы, люди? Хранитель? Мы ведь это, мы! - Со слезами на глазах кричали Василек и Кирка, но их голоса утонули в общем гомоне.

   - Ну, сам решай, - староста шепнул так тихо, чтоб только стоящий рядом хранитель и услышал, - авось Днесьгород еще и не потерян для тебя.

   Сообразив, что к чему, Филимон помрачнел и нервно водрузил свою измятую шапочку обратно на голову. Он заломил руки за спину и под пристальным взором притихших деревенских решительно подошел к испуганной парочке.

   - Хранитель Филимон... - всхлипывал Василек.

   - Мы это, мы, - устало шептала Кирка.

   Филимон долго смотрел на ребят, хмурясь и смешно оттопыривая нижнюю губу. Затем он протянул руку к тонкой веревочке на шее пастушка и вытащил на свет подаренный им же амулет. Хранитель задумчиво покрутил кусочек бересты и провел пальцем по грубо вырезанным рунам. Наконец, он тяжело вздохнул и вернулся обратно к старосте.

   Народец снова зашушукался.

   - Спасибо, Тимофей Федорович, за старание, но такого греха на себя не возьму, - не глядя на старосту, сквозь зубы процедил хранитель. И громко добавил: - Слушайте, слушайте все! Вы просили меня рассудить, живые люди вернулись в деревню... или порождения нечистой силы. Так вот, говорю вам, что это добрые ваши соседи. А доказательство тому -- амулет, что на шее у Василия. Ни одна темная тварь не в силах находиться рядом, а уж тем паче носить на себе Священные Имена! А потому говорю вам, что это и есть -- Василий и Кира.

   Деревенские удивленно вздохнули. Пара мужичков поотважнее, подойдя поближе к пастушку, присмотрелись к висящему на его груди медальону и утвердительно закивали головами.

   - Это как же? Это Васька чавой ли чудище болотное порешил?! - Всплеснула руками Авдотья.

   - Да ты, соседка, топором-то моим не махай! Натворишь делов, чего доброго, - рядом с ней оказался хозяин того самого двора, куда совсем недавно забегала неугомонная старушка. - Стало быть, победил пастушок нечисть, раз обратно возвернулся.

   Василек и Кирка едва сдерживали слезы:

   - Говорили же, мы это, мы... Спасибо, хранитель, спасибо.

   Филимон продолжил:

   - Люди! Добрый наш Хозяин и Светлая Хозяйка явили милость свою! От верной гибели спасли они сего молодца и девицу. Возрадуемся и вознесем благодарственные молитвы Велесию и Яролике!

   Филимон воздел руки к небу и стал нараспев произносить один из священных текстов. Народ в общей благоговейной радости повторял за ним. Особенно усердствовал Василек, и к месту и не к месту осеняя себя святым знаком. А староста шепнул Онисиму пару слов и тот потихоньку исчез из толпы. Вернулся мужик как раз к окончанию импровизированного молебна вместе с Марфой. До этого момента мать Василька так и держали взаперти, опасаясь выпускать. Простоволосая, выцветшая с лица женщина бросилась к сыну, со слезами заключая того в объятья.

   - Что же, теперь, когда мы все уверились, что это Василий и Кира, надо бы нам снова созвать собор и разобраться в том, что все таки произошло, - сказал староста, когда деревенские немного успокоились.

   Похмельный Егор Ефимыч, прослышав об очередном совете, страдальчески поморщился.

   - Да что же не ясного-то? Василек, соколик мой, спас нас всех от проклятого чудища, вот что произошло! - Откликнулась Марфа.

   - Вот сейчас соберемся, сын твой нам и поведает, как это у него вышло, - промолвил деревенский голова. Он поглядел на измученную Кирку и добавил: - А ты, девица, домой ступай, нам и Васькиного рассказа хватит. Онисим, помоги-ка ей дойти. Да харчей у кухарки моей спроси, пусть соберет.

   Толпа одобрительно загудела.

   - Дал бы и парню в себя прийти, умыться хоть, - заворчала Марфа, крепче прижимая сына.

   - Ничего, мы и баньку истопим, и яствами накормим. Пойдем, Василий, - настоял на своем деревенский голова.

   Онисим довел Кирку до двора и отдал ей горшочек с варевом. Едва открыв дверь в избу, она позвала было Игреньку, но тут же осеклась. В доме было пусто и пахло сыростью. Юная травница собралась с силами -- затопила печь, заварила целебного чая, обработала раны. Каша, пожалованная со старостиного стола, оказалась застоявшаяся и пресная. Матушка Тасюта отозвалась бы, что такая только курам на корм сгодится. Но для Киры сейчас и мед не был бы сладок, так что она просто съела пару ложек и отправилась спать.

   Несколько дней девушку лихорадило и она почти не спускалась с полозей. В полубреду ее мучили странные, пугающие видения, но когда Кира в ужасе просыпалась, вспомнить содержание этих снов она не могла.

   Каждый день во двор приходил Савелий. Он приносил воду, затапливал печь, кормил кур. И что не менее удивительно -- он был трезв. Кирка не хотела его помощи, но сил прогнать непрошеного гостя у нее не было, так что выразить свое неудовольствие она могла только равнодушным молчанием. Мельник же и сам не искал разговора -- помогал по хозяйству и уходил.

   Так прошло пять дней. На шестой Кира почувствовала себя намного лучше. Все таки не зря Тася считала приемную дочь способной ученицей - приготовленные ей снадобья и мази сработали отлично. Перелом, конечно, так быстро не зажил, зато ссадины и синяки почти прошли, а нога лишь слегка напоминала о себе, позволяя девушке уверено передвигаться без чужой помощи.

   Хоть Кирка и понимала, что лучше ей все-таки еще пару дней полежать, но усидеть дома не смогла. Она оделась и отправилась ко двору Матвея Борисовича. Все дело было в отсутствии вестей от Василька - за все эти дни она его так ни разу и не видела. Хотя, размышляла Кира, наверняка парень приходил, когда ее лихорадило, и она просто не помнит. А сейчас Василек, конечно же, не знает, что она уже поправилась, поэтому надо пойти к нему самой и рассказать, что все уже хорошо! И еще одно, надо взять с собой давно уже сшитую мужскую рубаху -- свадебный подарок жениху.