Плещется вода. По поверхности омута разбегаются хаотичные волны, раскидывая осколки льда и разбивая отсвет пасмурного неба на десятки тонких лоскутов. Но понемногу все утихает.
Снег растаял.
Кирка снова на поляне рядом с призраками. Ванечка все еще держит ее за руку. Рада что-то рассказывает, объясняет, но ее звонкий когда-то голос звучит лишь далеким, неразборчивым эхом. Девушка осторожно освобождает руку и идет по тропинке дальше. Туда, где ее уже ждет Тася.
Лицо приемной матери изломано глубокими морщинами, руки скрещены и прижаты к груди. Не такой хочет помнить ее Кирка. Но вот Тася здесь, а ее бледная кожа покрыта предсмертной испариной. Девушка сама протягивает руку, касается ладонью щеки своей матушки. И мир меняется.
Комната. Полумрак. В глиняных мисках медленно истлевают подожженные стебли лекарственных трав. Растрепанная Рада с огромным животом мучается от болей на собранной из сена лежанке. Рядом с подругой суетится Тася. Она растеряна и напугана. Чуть поодаль на лавке сидит Савелий -- прячет лицо в дрожащих ладонях.
Роды никак не могут разрешиться.
Но Кира сейчас видит больше, чем мог бы человек. Она видит саму утробу, видит нерожденного еще Ванечку. И четырехпалую руку-тень, обвившую своими черными отростками пяточку младенца. Мертвая хватка -- малышу не появиться на свет... И еще Кира видит, как рядом с дядькой Савой появляется божок -- сгущается в воздухе уродливой тенью, так же, как и когда-то на мельнице. Но здесь никто его не замечает. Рыбий череп тянется к голове мужчины. Подступается близко-близко, к самому уху. Шевелятся белесые кости рыбьей пасти, но слова произносит мельник. Он что-то шепчет Тасе. Женщина удивленно смотрит и мотает головой в ответ. Но Савелий продолжает говорить, показывает на Раду. Та уже еле дышит. Знахарка растеряно глядит то на подругу, то на уже упавшего перед ней на колени Саву. И в конце концов обреченно кивает.
А божок вдруг поднимает голову и пристально смотрит на Киру.
Девушка в испуге одергивает руку.
Напротив стоит Тася. Она испытывающе глядит на дочь.
- Хитрость все, дочка, злые козни. Не твоя воля, что ты здесь, то божок всех обманул -- ничего взамен не отдал, но все отнял! - Сбивчиво рассказывает женщина. - Потому и мы с Радой здесь. Упросили Хозяйку, Матерь всех детей, - отпустила Милосердная. Всего на часок отпустила. Тебя повидать, правду показать. Ты воротись дочка, не твоя это дорога. Воротись!
И Тася крепко обнимает дочь, прижимает к груди.
Кирка не сопротивляется. Она всего-то и хочет голос родной услышать. Хоть еще один разок! Но в неясном шуме ей уже не различить, где человеческая речь, а где шелест листвы.
- Что же ты меня покинула, матушка, - роняет девушка слова, что слезы в колодец -- гулким эхом раздаются они в душе матери, частой рябью разливаются по больному сердцу.
С горькой беспомощностью Тася выпускает из объятий отстраняющуюся от нее Киру. И хотелось бы матери броситься к дочери, силком заставить ту повернуть! Да только нет у мертвых власти над волею живых. Вот и смотрит она вслед девушке, вот и шепчет не миру, не богам, но самой себе: "Не уберегла я тебя, моя боурь-травушка. Не уберегла..."
Кира идет по гати дальше, а за ее спиной таят, исчезают воспоминания.
Вот уже и божок рядом: рыбий череп глядит пустыми глазницами, с торса сыпется крошка из засохшей грязи. И шевелятся, ворочаются между ребрами разномастные уши -- слушают.
- А я ведь вспомнила тебя, - медленно произносит девушка. - Ты помог мне спрятаться в лесу. Давно, когда погибли мои родители. А потом вывел меня к дороге...
Божок молчит.
- ...Но вначале привел разбойников к нашему ночлегу, - бесцветным голосом продолжает Кира.
Нечисть клацает острозубыми челюстями:
- Ты ведь уже знаешь, кто я. Мне душегубству потворствовать -- одно удовольствие.
Холодный огонек разгорается в фиолетовых очах.
- Так зачем же спас, если хотел загубить? - Тихо спрашивает Кирка.
- Слугу себе подыскивал. Прежний злость свою растерял, а вместе с ней и силу. Да ты встречалась с ним недавно, здесь же, - посмеивается нечисть, скрежеща костями.
И вместе с ним глумливо хохочет Хор одного Голоса, но быстро затихает.
- Вот я загодя и задумался о ком-то... более способном. Тебя присмотрел.
Рыбья голова тянется ближе к девушке. Мерно щелкают шейные позвонки. Кирка остро чувствует запах сырой земли и тлена.
- И как же ты мог знать, что я стану тебе служить? - Совсем тихо шепчет девушка.
- Я и сейчас не знаю, слово пока еще за тобой. Но мне такой риск по нраву, - без обиняков признается нечисть, - ведь все мои карты крапленые.
Неожиданно из-за спины божка выскакивает одноухий кот. С шипением он бросается к девушке. Но Кирка так и стоит -- не смеет пошевелиться, ведь это ее Игренька. Мертвый Игренька. Из-за нее мертвый! Между тем взъерошенный кошара цепляет за рукав свадебную рубаху, стаскивает ее наземь и неистово полощет по ткани когтями, рвет на мелкие лоскуты. Успокаивается только тогда, когда от ненавистной ему одежды остаются лишь бесформенные клочки, - садится на тряпье и принимается умываться. Девушка с удивлением смотрит на остатки рубахи, не понимая, зачем же она несла эту тряпку всю дорогу. И вдруг прыскает смехом. Так вдруг весело ей стало!