– Неужели он заманил нас сюда лишь для того, чтобы убить?! – произнес Эвжен вслух и покрепче перехватил камень, норовящий выскользнуть из его ладони.
– Эвжен! – теперь голос отца звучал иначе. Теперь в нем поселился страх. – Сынок, скорее! Они не могут столько ждать. Они не привыкли ждать! Радка остывает, ну! Поспеши же!
Тот, кому судьба уготовила позорную участь отцеубийцы, вышел на крохотную полянку и в тусклом свете масляной лампы увидел отца. Человека, подарившего ему и Радке жизнь. Человека, стремившегося теперь её отнять.
– Что ты, во имя Отца Переправы, наделал?! – прорычал Эвжен.
Синек грозно посмотрел на своего сына. Крупный и ладно скроенный мужчина, который и сейчас был в состоянии пересчитать ребра кому угодно.
– Ты почему не принес сестру?! – прохрипел он. – Дурак! – Синек сделал шаг вперед, и тусклый свет лампы облизал то, что отец называл колодцем. Ужасная яма, залитая чем-то смрадным, над которой вдобавок роились полчища насекомых.
В ноздри бил кислый смрад, исходивший, очевидно, из того самого колодца, но это уже было не столь существенно. Эвжену предстояло сделать нечто более отвратительное, чем вдыхать гнилостные миазмы.
– Жертва должна быть, – прошептало что-то, надежно окутанное тьмой. Что-то, чего Эвжен не мог увидеть.
– Жертва будет, – отозвался другой голос, и третий вторил двум предыдущим:
– Должна быть. Без жертвы не будет Жатвы. Синек, ты хочешь все испортить?
– Сынок, – сдавленный голос отца и огни безумия, пляшущие в его глазах. Он сделал еще один шаг навстречу сыну, – ты вернешься. Обещаю тебе. Мы заживем, – пауза. Видимо Синек задумался о том, что говорит, и теперь, когда идея стала озвучена, она перестала казаться здравой. – Так должно быть. Они обещали.
Синек держал правую руку за спиной.
– Иди ко мне, – теряя терпение, произнес он.
2
Удар вернул Эвжена в сознание. Он почувствовал, как трещат ребра, и застонал, а после его ударили вновь.
– Вставай, сукин сын.
Удар пришелся в зубы. Из разбитой губы потекла кровь.
– Разлеглась, падаль.
Люди в кольчугах. На накидках белая чайка о синем поле – герб барона Дидерика Ланге, хозяина этих земель.
Его стащили с подстилки, на которой он провел полную кошмаров ночь, и поволокли к дороге. Туда, где развесил тяжелые ветви кряжистый дуб, старый, как сам Оддланд. Это место называли Кретчетовым полем и ничего хорошего о нем Эвжену слышать не приходилось. Некоторые даже судачили, мол дуб сей только для того и из жёлудя проклюнулся, чтоб на его ветвях люди пятками стучали.
Отцеубийца уже не чувствовал связанных за спиной рук. Слышал конский храп позади себя и знал, что, если он побежит, его тут же догонят, и будет в разы мучительнее. Десять или около того дней назад они шли по этой дороге. Они были рады тому, что удалось заплатить откупные, и покинули Кальтегард, вонючий и разросшийся словно опухоль город. Он, отец и маленькая Радка.
Если бы у Эвжена еще оставались слезы, он бы разрыдался, но теперь он мог лишь хмурить брови, глядя на ожидающую его петлю. Десять или около того дней назад он проезжал мимо этого дуба, не веря россказням, а сейчас на одной из его ветвей Эвжена удавят.
Люди барона Ланге остановились, и тот, что вел его, резко дернул руку и повалил грязного, голодного и опустошенного парня на покрытую росой травку. В небе кружили вороны. Говорят, что они обладают даром предвидения и чувствуют смерть задолго до её прихода.
– Вы чьих? – гаркнул один из людей Ланге, и рука его уже лежала на рукояти меча. – А?!
Трое всадников замерли, глядя на них. Трое мужчин с суровыми лицами.
– Кто это у вас там? – спросил один из всадников.
– Я первый задал вопрос и первым получу ответ. А это, – мужчина в кольчуге ткнул Эвжена носком сапога, – не твое собачье дело.
Всадники зашлись хохотом:
– Это, сука, может быть и есть мое собачье дело. Вы люди барона Ланге?
– Назовись, а ни то я стащу тебя с коня и выбью из тебя ответ, – человек, который сказал это, был матерым бойцом и говорил спокойно, не повышая голос.