Плотная завеса дыма таяла, а ветер из обжигающего кожу стал прохладным. Они выходили из пролеска, становясь ближе к Матушке еще на добрую сотню шагов.
Факелы, Вша, – скомандовал Ансгар. – Начинается благодать.
Сестры, плывшие по воздуху впереди процессии, исчезли, а позже и чернозем посевного поля сменил присыпанную иссохшими сосновыми иглами землю.
Прохладное осеннее утро, туман и ослепший край, пропитанный гнильем. Они зажгли факелы и, высоко подняв их над своими головами, увидели, как вдалеке, будто в ответ на их обращение, появились яркие точки, едва различимо пробивающиеся сквозь саван утреннего тумана, укрывший под собой холодную землю.
– Они ждут нас! – радостно прокричал Ансгар. – Началась благодать, братцы! Выше факелы!
Рейн не понимал, чем вызвана всеобщая радость. Младший из людей покойника Горста не видел ничего сакрального в том, что обитатели Ив зажгли факелы в ответ на их действие.
Рейн не мог разделить всеобщей радости, но и отступать ему более было некуда.
– Встреча с Хозяйкой волнительна, – подбодрил его Ансгар, – но это твое решение. Ты получишь намного больше, чем сможешь когда-либо потерять.
2
Словно во сне, Рейн видел, как в свежевырытый колодец заливали Материнское Молоко. Без ужаса и отвращения, наоборот, с сердцем, исполненным радостью, глядел, как совсем еще сопливый пацан бросился в нутро этого самого колодца.
Староста Ив объявил, что первая жертва принесена, и всеобщей радости не было предела. Холм близ деревни Ивы почти обрел смысл.
Они пили водку, плясали, и Сестры, приняв обличия прекрасных дев, танцевали с каждым из них, сношаясь с мужчинами, вытворяя такое, о чем Рейн прежде и не мог подумать, с детьми и бабами. Всем им казалось, что они участвуют в чем-то великом и праведном, но тогда младший из ганзы секуторов еще сомневался в правильности каждого своего шага, хоть он уже и видел чудеса Царицы, ощутил на себе Её любовь.
Дым от костров нитями поднимался к самому небу, и солнце светило ярче, и земля под их босыми ногами была мягче и теплее. Вымотанные непрекращающимися танцами, утомительными сношениями они срывали глотки, восхваляя Матушку, проклиная Отца Переправы.
Рейн не знал, сколько времени длился праздник, но подозревал, что течение времени замедлилось, а то и вовсе замерло. Осеннее утро стало по-летнему знойным и по-пьяному лихим. Аромат молока и сирени, запах пота и водки. Крики старосты Подлеска, которого сняли с цепи и волокли к колодцу.
Ансгар был лучшим из них, и теперь не оставалось ни доли сомнения в том, что этот человек был круче, сильнее и отчаяннее дурака Горста и болвана Аарона. Теперь Рейн знал, что все совершенные этими людьми действия были направлены на то, чтобы отстранить его от Материнской любви. Ансгар схватил перепачканного грязью мужчину за волосы и прокричал что-то на неведомом Рейну наречии.
Он трижды проклял имя каждого из них. Так ему посоветовали поступить Сестры. Проклясть и забыть навеки.
Люди затихли. Праздник замер. Празднующие замерли в ожидании предсмертных хрипов старосты Подлеска.
Ансгар точным ударом меча снес голову второй жертве и скинул бьющееся в судорогах тело в колодец. Рейн захохотал. Он узнал этот меч. Этот меч прежде принадлежал Аарону.
Стоило отсеченной голове плюхнуться в колодец, Материнское Молоко забурлило, и уровень воды в колодце поднялся, разливаясь по земле, стекая с Холма вниз, затапливая все вокруг. Рейн не успел понять, когда это случилось, и куда делось поле близ Ив. Солнечный свет умер, и на смену восходящему светилу явил себя прекрасный Золотой полумесяц, а Материнское Молоко обратилось в холодные воды Серебряной Реки.
– Мы должны идти! – прокричал Ансгар. – Матушка призывает нас!
И они пошли в воду. Вдалеке чернел Угольный берег, позади оставалась полная стыда жизнь и паскудная вера в Отца Переправы.
Один за другим люди исчезали в ледяных хлябях Серебряной реки, и не было мига счастливее. Рейн проводил взглядом Ансгара. На глаза навернулись слезы. Паскудное нутро не желало уходить на Угольный берег, твердило о неправильности происходящего.
Последним вода поглотила убившего Аарона сопляка.
Младший выжлятник был последним, кого еще не успели принять серебряные воды. Он сделал шаг вперед, а за ним еще один. Ступни увязали в ледяном иле.
– Не спеши, – прошептала Возлюбленная.
Сестры стояли позади него и отражались в зеркальной глади воды. Желтоглазые змеи не имели ничего общего с резвящимися на празднике девами.