- Ты ужинать будешь? – машинально спросила я. Мне нечего было ответить. Мой сын ударил меня в лицо, а после соврал, что этого не делал. Я совершенно ничего не чувствовала и не хотела с ним разговаривать. – Есть запеканка и салат.
- Не, мам, я не буду есть. Мне еще домашнюю работу доделать нужно, у нас завтра контрольная. Я должен получить пятерку и сделаю это.
Сергей одобрительно кивнул сыну, и тот, прихватив бутылку колы, удалился обратно в комнату.
- Вот видишь, - сказал муж. – Тебе лишь бы устроить драму, а пацан уже деньги начал зарабатывать. Сегодня он выиграл три тысячи. В Питере, возможно, выиграет гораздо больше. И учится он хорошо. Что с лицом, Нин? Тебе под нос как будто дохлую жабу подсунули. Улыбнись, а.
- Я не могу улыбаться, когда мой сын называет меня сукой и шлюхой, бьет по лицу и вышвыривает из комнаты.
Сергей ударил кружкой по столу:
- Пошла вон отсюда. Успокоишься – придешь.
- Как скажешь.
Я удалялась в сторону санузла, слушая приглушенные причитания:
- Идиотская сука! После свадьбы и рождения детей у этих тварей как будто происходит сдвиг по фазе… Тупые бабы…
Я зашла в ванную комнату и затаилась. Сердце билось так часто, что казалось сейчас разорвётся. Сергей был на грани, я уже слишком хорошо его изучила. Мой послушный уход только больше его разозлил… Я открыла воду и умыла лицо. Парадокс заключался в том, что вернись я сейчас в кухню, он рассвирепеет еще сильнее. Нужно оставаться в отдалении и занять себя делом. Может, хотя бы так муж остынет и даст мне завершить этот день более-менее спокойно.
Сначала я тщательно помыла ванну, а затем полы. После отправилась в туалет, который тоже не помешало бы помыть. С головой уйдя куда-то вглубь своих переживаний, я даже не заметила, как Сергей оказался у меня за спиной. Его прикосновение заставило меня вздрогнуть.
- Тихо, Нина, - прошипел он и поставил меня на колени перед унитазом. – Только попробуй пикнуть. – Сильная рука стянула мои волосы в жгут и отправила мое лицо прямо в воду, которая вся была в синих разводах от очень едкого чистящего средства. – Во-о-т так.
Я услышала, как сработал слив, и тут же мне в лицо ударила струя воды. Горький химический раствор мгновенно проник мне в нос, горло и глаза, которые я хоть и успела закрыть, но особого толку это не дало. Мое тело отчаянно пыталось вырваться, но муж держал крепко. Его колено упиралось мне в спину, сдавливая грудную клетку, которая в конвульсиях билась о бортик унитаза.
Когда вода сошла, хватка ослабла, и я снова услышала голос Сергея:
- Мой сын тебя не трогал, иначе у тебя под глазами сейчас были бы огромные синяки, сука. Оговаривать пацана я тебе не позволю. И манипулировать мной – тоже. Впредь ты несколько раз подумаешь, прежде чем плести интриги в моем доме. Здесь ты будешь делать все так, как этого хочу я, поняла меня?
На прощание он еще раз окунул меня в воду и после удалился.
Я плакала бесшумно и отчаянно. Вцеплялась себе в волосы и проклинала свою покорность. Я ненавидела себя, свою жизнь и желала себе смерти.
«Ты навсегда опустила руки. Такие безвольные существа не должны жить. Выживает сильнейший, а ты самая слабая и никчемная из людей».
У меня вновь пошла кровь из носа, а глаза жгло от чистящего средства. Я была полным ничтожеством, запертым в золотой клетке посреди горящей свалки.
Наутро мое лицо опухло и все покрылось волдырями.
- Лучше не ходи сегодня на улицу, - сказал Сергей. – У тебя жуткая аллергия. Выпей антигистаминное и сиди дома вместе с Валентином. Нечего пугать воспитателей в саду. Еще решат, что ты заразна.
Я посмотрела на свое отражение в стекле кухонного шкафа. Нос занимал добрую половину лица, глаза превратились в красные гнойные щелочки, щеки, лоб и шея горели огнем, а губы потрескались до кровавых порезов и теперь кровоточили при малейшем движении. Волосы седыми патлами выбивались из наскоро сделанного пучка.
- Да. Хорошо, - тихо ответила я, продолжая помешивать кофе мужа его «особенной» ложкой.
Юбилей
Четыре дня. Целых четыре дня отражение в зеркале пугало меня сильнее обычного. Но хуже всего было слышать насмешки от детей.
- Мама такая некрасивая, - протянул Валя утром после того, как мое лицо окунули в унитаз с моющим средством. - Хорошо, что не надо идти с ней в сад.
- Она не некрасивая, - усмехнулся Влас, - ей можно работать в комнате ужасов без грима.
- Не обижайте маму! - возмущенно воскликнул Глеб. - Может, она стала такой уродиной, чтобы мы все начали ее бояться и слушаться.
- Давайте тихо, а, - шутливо качая головой, сказал Сергей, как будто слова детей его позабавили.
Я стояла у плиты к ним спиной и переворачивала пышные оладьи на сковородке. Мне было так больно, горько и обидно, что глаза снова и снова наполнялись слезами. Попадая на воспаленную кожу, они вызывали жуткие ощущения: как будто кто-то резал мне лицо канцелярским ножом и посыпал сверху мелкой солью.
- Пап, а если она навсегда такой останется? - хихикнул Глеб. - Будем искать новую маму?
- Ну, если ничего не изменится, то, наверное, придется, - подыграл Сергей. - Мама ведь должна быть красивая, а не похожая на жабу.
- Мама - жаба! - подхватил Валя. - Жаба-жабейка!
- Если твоя мама - жаба, то ты - жабенок, - расхохотался Глеб.
- Я не жабенок!!
- Ну а кто? У мамы-жабы сын - жабенок.
- Нет!! Папа, скажи ему!
Сергей засмеялся:
- Тихо вы, сорванцы. Сейчас мама-жаба будет подавать оладушки. А едим мы молча.
Поставив в центр стола большую тарелку с оладьями, я понеслась в ванную, включила сильный напор воды и дала волю слезам.
- Эй, - постучал Сергей, - утопиться там решила?
- Что тебе нужно? - срывающимся голосом отозвалась я.
- Чтобы ты налила нам чаю и сделала горячие бутерброды. Наревешься, когда мы уйдем.
В такие моменты я изо всех сил пыталась пробудить к жизни прежнюю волевую Нину, которая бы живо поставила всех на место, но эта Нина, похоже, была мертва.
Все четыре дня, что мое лицо было обезображено, Валя оставался со мной дома. Когда, я что-то готовила, он время от времени забегал на кухню и звал меня: «Ма-а-ам!». И каждый раз, когда я оборачивалась на зов, он сначала делал вид, что сильно напуган, а затем кричал: «Ааааааааа!» и быстро убегал к себе в комнату. Он был еще слишком мал, чтобы суметь сильно меня обидеть, но моя душа все равно страдала.
Через четыре дня воспаление почти спало, высыпания стали тусклее, и мое лицо приобрело более-менее приемлемый вид. Было раннее воскресное утро. Обрадовавшись, что отражение в зеркале уже не вызывает отвращения, я отправилась на кухню попить кофе. Пока все спали, утренний свежезаваренный кофе приносил мне ни с чем не сравнимое удовольствие. Тишина, спокойствие и я - наедине с собой.
Но утреннюю идиллию нарушило осознание, что что-то не так. Сначала я даже толком не поняла, что меня настораживает, но потом мозг окончательно проснулся и выдал шокирующую информацию: я вижу хуже, чем обычно. И не просто хуже, а гораздо,гораздохуже. В ужасе я побежала в ванную умываться, но это ничего не изменило. Тогда я смочила ватные диски в холодной воде, положила на веки и, слегка запрокинув голову, какое-то время постояла так в надежде, что зрение вновь станет прежним. Но и это не возымело действия. За то утро, пока еще никто не проснулся, я успела закапать глаза каплями, промыть их крепким чаем и отваром, который наскоро приготовила по рецепту, найденному в интернете, но все оказалось тщетно.
Когда проснулся муж, я сразу сообщила ему:
- Сережа, кажется, я потеряла зрение. Не полностью, но теперь я вижу твое лицо расплывчато. По ощущениям, мои минус полтора превратились в минус четыре. Думаю, это из-за того, что в тот раз средство для унитаза попало в глаза и обожгло роговицу.
- Если бы тебе обожгло роговицу, твое зрение упало бы сразу. Прошла неделя, Нина.