Его плоть стала ненавистью, впиталась в нее до костей. Он вырастил новые фурункулы по всему телу, теперь покрывая каждую его часть, каждая из которых выпирала с новой смертельной жидкостью.
Кип подумал, что он все понял. Раньше он хотел только подружиться с ними. Он хотел, чтобы другие дети перестали испытывать отвращение к нему и приняли его как одного из них, равного ему. Он хотел, чтобы противоположный пол желал его, хотел, чтобы он падал в обморок от него, как от таких парней, как Чак и Зак. И поэтому его плоть выплевывает гной и кровь, способная делать то, что Кип хотел. Он не знает почему или как, но это то, что было. Теперь он больше не хотел этих вещей. Теперь он только хотел, чтобы они заплатили за это, каждый из них. Он хотел, чтобы они страдали, почувствовали, что с ними обращаются так, как будто они не люди, а какие-то уроды.
Он хотел, чтобы они все умерли. Смешать их с дерьмом.
И его плоть теперь дала ему возможность сделать это.
Кип стоял в своей комнате, глядя на свое отражение, не в силах сдержать улыбку. Он смотрел в зеркало, полный трепета. Страшно каждый день ходить в школу и сталкиваться с другими детьми, выглядящими не так, как он. Он ненавидел свою внешность. Несмотря на то, что его прыщи были такими приятными, это все равно было причиной того, что он посторонний, отчужденный от всего своего класса. Он провел много ночей плача, глядя на себя, желая быть кем-то другим. Кем-нибудь еще. Кем угодно, кроме жабы.
Но сейчас?
Теперь он мог видеть свою истинную красоту. Он мог видеть, что он был совершенен.
Они звали его, крича и ревя за его гной, его кровь. Они ругались друг на друга, звучало так, словно они разрывали друг друга там внизу. Кип дал им указание оставаться на первом этаже и ждать его.
И они повиновались, хотя они не были рады этому. Задержка их кормления была для них чистым мучением.
Кип уставился на яркую лужу, которая когда-то была Джейд. Дым все еще танцевал от жидкости, пузырясь и шипя.
Вскоре все они будут сведены к этому. И Кип будет плавать в них. Он поглотит себя в их сжиженной плоти и кости, утонув в этом.
Он провел пальцами по туловищу, животу. Кончики его пальцев ласкали его щеки, лоб, подбородок.
Прыщи просили раскрыться, просили истощить себя. Все его тело пульсировало, и он знал, что пришло время.
Мансардные ступени были опущены, и Кип медленно спустился вниз. Затем он добрался до верха лестницы, уставившись на всех детей, когда они спорили и сражались. Царапанье, удары кулаками и ногами. Все они утверждают, что жаба их собственная. Никто не хочет делиться своими жидкостями.
Кип ничего не сказал, когда начал спуск. Как только первый взгляд упал на него, остальные последовали за ним. Все споры и шумиха быстро прекратились, и каждый из них уставился на Кипа, словно он был девушкой на выпускном вечере, впервые показывая свое платье.
«Жаба ... о боже. Ты так чертовски нужен мне»
«Пожалуйста… о, пожалуйста…»
Кип поднял руку. Ему не нужно было говорить ни слова, чтобы они поняли. Единственным звуком были его шаги, когда он медленно спускался к своим наркоманам. Когда он приближался, шаг за шагом, языки высунулись из мокрых губ, потирая руки друг о друга и сгребли по плоти.
Черная кровь и разноцветный гной выпадали из его тела и капали на ступеньки. Как будто его плоть была полностью заполнена, губка впиталась до отказа.
Как только он добрался до первого этажа, они расступились, как будто они чувствовали опасность. Лица искривились от отвращения, и они напоминали себя прежними, чем когда почувствовали вкус того, что было на коже Кипа. В течение нескольких секунд они были такими же детьми, какими были раньше, теми же детьми, которые разговаривали с Кипом только для того, чтобы высмеять его, чтобы чувствовать себя лучше, заставляя его чувствовать себя как собачье дерьмо.
В эти короткие секунды Кип запаниковал. Чувствовал, как его старое «я» поднимается из болота гноя в его уме, напуганное этими людьми. Все, что он хотел сделать, это спрятаться в своей комнате, как обычно, свернуться калачиком на своей кровати и съежиться.
Но затем их потребность, их пристрастие снова вступило в его владение. Язык высунулись из-за губ, глаза расширились. Они начали приближаться.
Кип ухмыльнулся, вытянул руки, раздвинул ноги, поднял подбородок.
И они пришли к нему. Губы, зубы и языки. Руки, пальцы и ногти. Сосать, хлебать, потягивать и стонать. Большинство были слишком взволнованы, слишком ослеплены своей собственной потребностью, их тела начали пузыриться, плоть рассыпалась огромными влажными кусками. Кожа отслаивалась, появлялись красные мышцы и белые кости..
Вокруг начались крики. Крики длились всего несколько секунд, прежде чем их горло наполнилось их густыми внутренностями, проталкивающими их языки, чтобы выплеснуться на пол.
Мясо таяло, смешиваясь с желтым, розовым и синим. Кип растянул рот так широко, как только мог, и хихикнул.
Его сокурсники бились на полу перед ним, сталкиваясь друг с другом, стоня и булькая. Плитка блестела от их жидкостей.
Затем Кип услышал легкое хныканье, идущее позади него. Он повернулся, улыбнулся, протянул руку и провел распухшими, пульсирующими пальцами по волосам мальчика. Это был Кэш, один из приятелей Чака. Плоть мальчика начала истекать, разливаться с ним, но медленнее, чем другие. Должно быть, он заметил, что происходило, и разблокировался, прежде чем он смог проглотить слишком много нового и улучшенного гноя Кипа.
Кип использовал зубы и открыл рану на левом предплечье. Кровь была чисто черной, и она быстро сочилась, брызнула на пол и превратилась в извивающийся беспорядок, который когда-то были популярными детьми «Боуи Хай».
Кэш покачал головой, выглядев так, будто пытался что-то сказать, но не мог пропустить ни слова сквозь опухшее горло.
«В чем дело? Разве это не то, что вы хотели?»
Кип схватил Кэша за затылок и притянул лицо к отверстию на своей руке. Он прижал кровоточащую рану ко рту Кэша, протолкнул ее сквозь губы и зубы, пока у мальчика не было другого выбора, кроме как широко раскрыться и позволить черной крови брызнуть и скатиться по горлу.
Как только Кип наконец выпустил его, Кэш поспешно упал на спину, его кроссовки скрипели и плескались в разноцветном беспорядке его бывших одноклассников. Его кожа за считанные секунды сменилась с мясисто-розового на темно-бордовый, затем на темно-пурпурный, перекрещенный с черными венами, которые пульсировали и выпирали. Его щеки расширились и распухли, и черная жидкость потекла из его глаз, его носа и ушей. Как только его рот открылся, водопад черной крови взорвался и распылился по всей его груди и животу.