– И кому это пришла в голову такая мысль: погубить попусту столько маленьких тыквочек и кабачков? – рассердился Гномыч.
Фадей посмотрел на Изюмку, а тот начал ему подмигивать, чтобы напомнить об их уговоре. И это ему удалось.
– Мне, – простодушно сказал Фадей.
Но Гномыч очень удивился и, конечно, не поверил:
– Тебе? Как же она тебе могла прийти?
– Никак не могла, – уставившись глазками-бусинками на Гномыча, отвечал хомячок. – Мне ее Изюмка сказал.
Изюмка готов был сквозь землю провалиться.
– Я… я… – забормотал он. – Это… как его… Я сказал…
Зато Фадейка хорошо помнил, что сказал поросенок, и решил помочь ему:
– Ты сказал: «Если Гномыч спросит, чья была мысль, скажи: мол, твоя».
– Ага! – многозначительно произнес Гномыч, бросил на Изюмку строгий взгляд и, круто повернувшись, ушел в дом.
Тем временем поросенок принялся усердно работать: убирал обломки боевых судов, вымел двор. Да так, что ни прутика, ни семечка тыквенного не найти. Ничто больше и не напоминало о недавнем морском сражении.
Но Гномыч все и так хорошо помнил. И когда Фадейка заснул в прохладном доме, Гномыч отчитал Изюмку:
– Тем, что ты кабачки погубил, ты сам себя наказал. Теперь не скоро доведется тебе их есть. Ни со сметаной, ни без нее. А вот за то, что ты вину с больной головы на здоровую свалить задумал, за это я на тебя сильно обижен.
– Я сам на себя обижен, – признал вину Изюмка. И Гномыч не стал даже журить озорника. Он понял, что Изюмка впредь никогда не будет прятаться за Фадейкину спину.
ГДЕ ЭТОТ ФАДДЕЙ?
Рос Фадейка, подрастал. И с каждым днем становился все разговорчивее. Вначале это забавляло Изюмку. Вместе с Кишмишкой они обучали маленького хомячонка всяким стишкам и песенкам. А когда Фадейка потом их пел или декламировал, они чуть не умирали от восторга. Но Фадейка мог петь или читать стихи и невпопад. Например, приляжет Изюмка отдохнуть в тени под кустиком, а хомячок уж тут как тут. Наклонится над самым Изюмкиным ухом и запоет:
– Фадей! – прихрюкнет, бывало, на него Изюмка. – Будь хорошим хомячком, не приставай.
– Ладно, – тихо соглашается хомячок. А минуты через три снвоа за свое принимается:
…Кто в ногу не шагает…
– Кому я сказал? Будь… – начинает Изюмка.
А Фадей в ответ:
– Я и есть хороший хомячок!
– Был. На три минуты. Но я-то хочу по меньшей мере часок поспать. Ступай отсюда!
Иногда ему удавалось спровадить Фадея. А иногда и нет. Так что вместо сна Изюмке теперь чаще приходилось по-другому отдыхать: рыть пятачком землю на лугу. Изюмка надеялся, что однажды он выроет какой-то клад. Например, полный кувшин монет. На те монеты он купил бы: для Гномыча машину – стричь газоны, для дядюшки Грача – спортивный самолет с гнездом на прицепе, а для Фадея… Что же такое он купил бы для Фадея? Этого Изюмка еще не успел решить. Но в этот момент хомячок появился самолично и спросил:
– Изюмка, что ты там все время роешь?
– Так, ничего.
Хомячок не обиделся, а продолжал допытываться:
– А почему ты такой толстый?
– И никакой вовсе я не толстый! – заспорил Изюмка, а сам вытянулся в длину, насколько только мог.
– А почему ты, Изюмка, не можешь летать? Ну, как дядюшка Грач, например.
– Откуда я знаю? – зло хрюкнул поросенок.
– Может, ты очень тяжелый?
– Да не тяжелый я, пойми ты, – возмутился Изюмка. – Просто у меня нет крыльев для полета.
– А почему у тебя их нет?
– Потому что я – поросенок, – сказал Изюмка и зевнул.
– Изюмка, ты хочешь спать? – полюбопытствовал хомячок Фадей.
– Как тебе сказать…
– Так и скажи.
Тут Изюмке показалось, что если Фадейка еще что-нибудь спросит, он сбежит от него. Далеко-далеко…
Когда дело уже было сделано, Изюмка вдруг и говорит:
– Гномыч, а Гномыч, давай кому-нибудь отдадим или подарим нашего Фадея.
– Ну и ну! – удивился Гномыч. – С чего это ты вдруг?
– Надоел он мне.
– Что ты говоришь? А кто же еще недавно приставал ко мне, просил взять хомячка домой?
– Я тогда и не знал, сколько мне придется с ним натерпеться, – признался поросенок.
– Сколько? – допытывался Гномыч. – Что он такое сделал?
– Да так. В земле и то порыться не дает. И вообще.